Вернись, любовь! - Морин Чайлд Страница 25

— Это будет здорово, — проворковала Донна. — Сюзанна Маннерли звонила сегодня утром. Она хотела поблагодарить вас за то, что вы нашли для нее дом ее мечты.

Тина вполуха слушала Донну, а сама вспоминала, как шла по просторному старинному викторианскому особняку в Манхэттан-Бич. Он Сюзане Маннерли сразу же приглянулся, как только она переступила его порог. И Тина, ведущий менеджер по продажам в агентстве по недвижимости, которым она руководила вот уже три года, поняла, что сделка у нее в кармане.

Но когда она провела Сюзанну по дому и с гордостью показала женщине детскую, в которой выросло не одно поколение детей, на Тину снизошло прозрение, которое и привело ее сюда, в Южную Каролину.

Она вдруг поняла, что, помогая семьям находить дома их мечты… она забывает о себе.

Слушая восторженные возгласы Сюзанны по поводу детской с выходящими на пляж окнами, Тина почувствовала, как оглушительно тикают ее биологические часы. Она поняла, что нуждается вовсе не в суете Лос-Анджелеса и не в деньгах, которые прибывают на ее счет.

Она нуждается в собственной семье: муже и детях.

Теперь у нее есть шанс получить хотя бы одно, в то время как другое она безвозвратно потеряла.

— Спасибо, Донна, — прервала Тина свою ассистентку. В животе у нее заныло, голова раскалывалась от боли, и она поняла, что у нее совершенно нет желания говорить о том, как сбываются чужие мечты. Возможно, это характеризует ее не с лучшей стороны и не выглядит благородно, но ничего тут не поделаешь. — Скажи Сюзанне, что я вернусь и лично передам ей ключи от дома ее мечты.

Повесив трубку, Тина услышала звонок в дверь и поплелась открывать. Видеть ей никого не хотелось.

Особенно Брайана. Он подходил к дому каждый день и интересовался, не начались ли у: нее месячные.

Какой же идиоткой она была! Она хотела только забеременеть, не испытав ни сожалений, ни уколов совести. Права была Джанет, отговаривая ее от этой затеи.

Жаль, она ее не послушалась.

Сознавать, что придется жить без Брайана, которого она по-прежнему любит, было невыносимо.

Тина раздраженно повернула дверную ручку и потянула за нее. На пороге стояла ее бывшая свекровь. Женщина, широко улыбаясь, поприветствовала Тину.

— Мэгги!

— Тина, золотко, — воскликнула пожилая дама, входя в дом и улыбаясь, как ребенок при виде рождественских подарков. — Как я рада тебя видеть!

Мэгги Райли была маленькой и довольно полной женщиной, с кельтскими голубыми глазами, темными, как у ее сыновей, и черными, коротко остриженными волосами. Ее доброе сердце и чуткость делали ее идеальной свекровью, и Тина всегда по ней скучала.

— Я ездила на автобусную экскурсию по Новой Англии, а то бы заглянула к тебе раньше. — Женщина вскинула голову и, скрестив руки на груди, продолжила:

— Ты вернулась, чтобы наконец вложить хоть немного ума в голову Брайана?

Тина рассмеялась, но смех застрял у нее в горле и по щекам неожиданно побежали слезы. Мэгги подошла к ней, обхватила ее руками и начала успокаивать, приговаривая:

— Все, душечка, все, успокойся. — Похлопывая ее по спине, Мэгги шептала Тине на ухо что-то нежное. Тихий шепот ирландки лился, как колыбельная:

— Ты держись за меня. — Женщина отвела Тину в кухню, усадила на стул и поставила чайник на плиту. — Давай чайку попьем, и ты мне все расскажешь.

Тина улыбнулась сквозь слезы и заморгала, пытаясь смахнуть их с ресниц.

— Мэгги, я так по вас соскучилась!

— Я тоже по тебе скучала. — Суетясь на кухне, знакомой ей так же хорошо, как своя собственная, Мэгги достала чашки и вазочку с печеньем. — Анджелина рассказывала мне о твоем житье-бытье в Голливуде.

— Не в Голливуде, — поправила ее Тина. — В Лос-Анджелесе.

Мэгги отмахнулась.

— Какая разница? По мне, так это все едино.

Все эти милые люди и вечеринки наспех. Я читаю газеты.

Тина снова рассмеялась. Ей немного полегчало.

— Брайан тоже о тебе справлялся, — продолжала женщина, не отходя от плиты.

— Да?

— Конечно! Эх, глупый! — Мэгги покачала головой. — Лайам — единственный из четырех, кто обладает здравым смыслом.

— Надо было мне за него замуж выходить.

— Ну, — сказала Мэгги, шаловливо улыбаясь, — церковь не очень-то это одобряет.

Тина попыталась изобразить улыбку, но у нее не получилось.

— Не нужно мне было возвращаться, Мэгги.

— А вот тут ты не права, дорогая моя, — не согласилась женщина. — Не нужно тебе было уезжать.

— Но он не хотел жить со мной.

— Чушь!

— Брайан потребовал развода.

— Он любит тебя.

Тина фыркнула, — Странная у него любовь.

— Он мужчина, не забывай. — Мэгги сняла чайник и заварила чай. Усевшись напротив Тины, женщина протянула к ней руку. — Ты не подумай, я люблю своих сыновей, этих болванов, упрямцев и гордецов. Но я не из тех матерей, которые не видят недостатки собственных детей. Я вижу своих сыновей не такими, какими хотела бы их видеть, а такими, какие они есть на самом деле.

— То есть?

— То есть Брайан, после вашего с ним разрыва несчастен, — подытожила Мэгги.

— Правда?

— Истинная правда. — Мэгги, вздохнув, потрепала Тину по руке, взяла заварной чайник и разлила чай в чашки. — Он такой же тупоголовый, как и его папаша, царствие ему небесное. — Женщина быстро перекрестилась и продолжила:

— Но, когда ты уехала, он совсем пал духом. Он не рассказывал мне, почему развелся с тобой. Мне так и не удалось добиться от него правды. Лайаму тоже. Хотя тот много раз пытался и держал передо мной отчет, — прибавила она с улыбкой, — Но я могу одно сказать: потеряв тебя, он так и не оправился.

«Это ничего не меняет», — с грустью подумала про себя Тина. Как ни странно, узнай она, что Брайан забыл ее и преспокойно продолжает жить без нее дальше, возможно, она бы скорее успокоилась. Если бы Брайан полюбил другую женщину.

Если бы он развелся с ней, осознав, что она не та, кто ему нужен. Но как ей быть теперь, зная, что мужчина, которого она любила, расставшись с ней, по-прежнему ее любит? Могла ли она после этого успокоиться?

— Не знаю, что я должна чувствовать, Мэгги, — призналась Тина, обхватывая ладонями изящную тонкостенную чашку.

— Ты любишь его?

Тина внимательно посмотрела на мать Брайана.

— Это не играет никакой роли.

— Это не ответ, — проворчала Мэгги, покачивая головой, так что серебряные колечки в ее ушах зазвенели. — Вы как горошины в стручке, всегда должны быть вместе.