Навеки твой - Карен Хокинс Страница 25

Венеция снова усмехнулась:

– Он сказал, что хотел бы дать мне приданое (она с особым нажимом произнесла слово «хотел»), поскольку «хотеть» и «дать» – не одно и то же. Надеюсь, вы не поверили, что он и в самом деле собирается дать мне деньги.

Некий намек на разочарование мелькнул на лице Рейвенскрофта.

– Я, конечно, ему не поверил. Но он действительно так говорил. Впрочем, это не имеет никакого отношения к моему намерению жениться на вас.

Венеция вскинула брови:

– Это правда?

– Правда, – произнес он с некоторым раздражением. Губы Венеции слегка дрогнули.

– Бедный Рейвенскрофт.

– Я люблю вас, Венеция. И даже если вы не можете ответить на мое чувство, я готов сделать для вас все, что в моих силах. Скажите только слово, и я докажу это.

Венеция уже готова была пройти в дверь, но его слова задержали ее. Она помолчала, потом произнесла:

– Есть одна вещь, которая для меня очень важна.

Рейвенскрофт схватил ее руку и прижал к сердцу.

– Умоляю вас! Позвольте мне сослужить вам службу!

Венеция с минуту пристально смотрела на молодого человека. Он не был красив опасной красотой Грегора с его интригующим шрамом и уверенностью манер. Ни одна женщина не ощутила бы дрожь при одном взгляде на Рейвенскрофта. Однако Венеция была совершенно уверена, что подчеркнутое щегольство Рейвенскрофта произведет должное впечатление на мисс Платт. Женщина заслуживает такого шанса. Даже если Венеция не добьется желаемых результатов, попытка не пытка.

– Очень хорошо, Рейвенскрофт. Вы можете сделать мне одолжение, но предупреждаю вас, это дело нелегкое.

Не отнимая у него руку, Венеция изложила свой план. Вопреки обещанию сделать для нее все, о чем она попросит, Рейвенскрофт выразил серьезный протест. Но мало-помалу, опираясь на собственное обещание и счастливый сознанием, что окажет огромную услугу вершине творения – женщине, он капитулировал.

Венеция проследовала в общий зал с удовлетворенной улыбкой на губах.

До той самой минуты, как Венеция вошла в комнату, Грегор не сознавал, с каким напряжением ждет он ее появления, а едва увидев ее, ощутил жар во всем теле.

Проклятие, это было совсем не то, на что он надеялся. Прошедшим вечером, после их импульсивного и пылкого поцелуя, он с немалым недоумением обнаружил, что не может уснуть. Он и мысли не допускал, что любой инцидент с женщиной может лишить его данного Богом права на отдых.

Но как только он смежал веки, мысли о Венеции, воспоминания об охватившем их обоих порыве страсти, о невероятной нежности губ Венеции, о том, как будут развиваться события дальше, не давали ему возможности уснуть.

Хотя Венеция и не была юной девушкой, она оставалась невинной во многих отношениях. Грегор считал, что она потрясена собственной реакцией на их объятие. Воображал, что утром она будет выглядеть подавленной и бледной. Он, разумеется, не подаст виду, что заметил ее смятение, и успокоит ее тем, что поведет себя так, будто ничего не случилось. У него был опыт подобного рода, и он знал – Венеции понадобится некоторое время для осознания того, что он ее не предаст.

Грегор испытал нечто вроде шока, когда нарядно одетая Венеция наконец вошла в комнату, смеясь, по-видимому, над чем-то сказанным ей Рейвенскрофтом. Во взгляде, брошенном ею на него, Грегора, он не заметил ничего, кроме веселого оживления. Она приветливо отозвалась на какое-то замечание миссис Тредуэлл, поддразнила Рейвенскрофта тем, что у него такой голодный вид, не забывая при этом называть его братом самым натуральным тоном, радостно приветствовала мисс Платт, справилась о самочувствии миссис Блум и даже сумела выслушать пространный ответ пожилой леди с заинтересованным видом.

Встретив еще раз взгляд Грегора, она небрежно отвернулась и, отойдя к окну, стала смотреть на тающий снег. Снова обратившись к мисс Платт, сказала, что скоро все они продолжат свой путь и что это замечательно.

В глубине души Грегор пришел в негодование: холодность Венеции по отношению к нему явно была замечена не только им самим. Миссис Блум то и дело переводила взгляд с Венеции на него и обратно, видимо, заинтересованная тем, что между ними произошло. Так скоро, как могла себе позволить, соблюдая правила приличия, она подошла к нему.

– Что случилось? – спросила она, глядя на Грегора так, словно перед ней был лакомый кусочек. – Чем вы так задели чувства мисс Уэст, почему она вас игнорирует? Что вы ей сделали?

Что он сделал? Да ничего такого, чего не сделал бы любой другой мужчина с горячей кровью. Чтобы погасить пыл любопытства назойливой особы, Грегор с недоумением пожал плечами.

– Право, не могу взять в толк, о чем это вы, – проговорил он безразличным тоном. – Мисс Уэст в данный момент интересуется погодой, насколько я понимаю. По-моему, снегопад уже кончился, а как по-вашему?

Намерение втянуть ее в разговор о погоде вынудило миссис Блум отступить, чего и добивался Грегор. Пробормотав в ответ что-то вроде «вы правы», она удалилась.

Едва она повернулась к нему спиной, Грегор устремил взгляд на Венецию, которая все еще стояла у окна. И в ту же секунду пожалел об этом.

За окном сиял ослепительный свет. Солнечные лучи, отразившись от снега, проникали в окно. Венеция стояла чуть в стороне, фигура ее оставалась в тени, лишь наклоненная вперед голова была освещена солнцем, и пышные волосы сияли чистым золотом.

Как ни странно, Грегору до сих пор не приходилось видеть Венецию такой, как сейчас. В Лондоне они совершали в парке верховые прогулки, иногда танцевали друге другом на каком-нибудь вечере. Случалось им встречаться и в «Шоколадном домике леди Б.», где Венеция обычно выпивала чашку горячего шоколада, пока они болтали и смеялись, спорили о людях, о лошадях и о книгах – главном увлечении обоих.

Неожиданно Грегор ощутил острое чувство душевной боли. Куда теперь ушли эти дни? Вернется ли к ним прежнее столь непринужденное и естественное чувство дружбы?

Венеция тем временем отодвинулась влево, и солнечный свет упал прямо на нее, пронизав подол ее платья.

Грегор замер. Черт побери! Почему на ней нет нижней юбки? Красивые, с полными икрами и тонкими, изящными лодыжками ноги видны со всей отчетливостью.

Грегора обдало жаром, его охватило древнее как мир неукротимое желание, от которого сердце учащенно забилось.

– Лорд Маклейн? – ворвался в его мысли требовательный голос миссис Блум.

Он взглянул на нее с высоты своего роста и вдруг осознал, что до него вроде бы доносились какие-то рассуждения миссис Блум о погоде, кажется, она о чем-то спрашивала.

– Совершенно справедливо, – произнес он, надеясь, что ответил на ее вопрос по существу.

Тонкие губы миссис Блум неодобрительно искривились, глаза сердито сверкнули.