Скандальный портрет - Энни Берроуз Страница 24

Нейтан прижал к глазам сжатые в кулаки руки, едва сдерживая крик боли, такой же острой, как ее боль.

Как мог отец так поступить с ним?

Ведь это его отец сказал Филдингу, что Эмитист тайно родила ребенка. Нейтан понял это в тот самый момент, когда друг признался, что ему сообщили об этом по секрету и его крайне огорчает необходимость приносить такие дурные вести. Нейтан сразу распознал манеру отца использовать простака, чтобы тот сделал за него грязную работу.

Но Нейтан никогда не подвергал сомнению правдивость этой истории. В то время он ни за что бы не поверил, что его отец способен опуститься до такой низости, намеренно очернить доброе имя женщины только потому, что она могла помешать осуществлению его планов.

Нейтан наивно полагал, что отец — с большим тактом и снисходительностью — пытается предупредить о подстерегавшей его опасности. Дает ему шанс самому освободиться из зловещих пут, вместо того чтобы просто вмешаться, используя свою власть, как он обычно делал. Нейтану казалось, что отец предоставляет ему последнюю возможность доказать свою способность сделать правильный выбор. Что ему предлагают одуматься и перестать противиться усилиям семьи устроить его брак с Лукастой, не обсуждая с родными ужасную ошибку, которую он чуть было не совершил, действуя по своему разумению.

Нейтан считал, что для отца важны их взаимоотношения. Что все его уловки проистекают из желания избежать прямой конфронтации с сыном, которая могла закончиться полным разрывом.

Правда оказалась больнее пощечины. Отца интересовала только возможность заключить альянс с Делакортами. Он был убежден, что все его сыновья должны стать влиятельными фигурами в обществе. Не исключая и самого младшего.

Цена не имела значения.

Как и то, кто заплатит эту цену.

Эмитист снова застонала и, приподнявшись, с ненавистью взглянула на него.

— Мне следовало знать, что ты не принесешь мне ничего, кроме боли, — сказала она, прервав его мучительные раздумья и напомнив о том, что она сейчас страдает, испытывая реальную физическую боль. Боль, которую причинил ей он. — Что ты поманишь меня… А потом заставишь страдать.

Так вот как она это воспринимала? И наверное, была права. Эмитист не могла понять, почему он так внезапно охладел к ней. Почему так грубо вычеркнул ее из своей жизни. И сделал это публично. Нейтан вспомнил ее лицо в тот вечер… О господи, этот изумленный убитый взгляд, когда он прямо дал понять, что порывает с ней. Какой подавленной она была, когда он стал танцевать с другими девушками. Что он наделал?

Почему он не стал задавать вопросы? Почему не пошел прямо к отцу и не потребовал доказательств?

Потому что, наконец, увидел способ заслужить отцовское одобрение, вот в чем дело. То, что с этой историей он послал к нему Филдинга, ясно дало Нейтану понять, что старик категорически против его брака с Эмитист. У него были свои планы насчет младшего сына. Планы, в которые не входила его женитьба неизвестно на ком и отъезд в деревню, где Нейтана ожидала сельская жизнь.

И Нейтан стал ему подыгрывать. Он не позволил себе проявить слабость к ее слезам, убедив себя, будто они лишь подтверждают ее вину. Будто она расстроена тем, что раскрыли ее тайну.

И все же в глубине души Нейтан знал, что разбивает ей сердце.

Он понимал это, будь он проклят!

Вот и сегодня. Нейтан чувствовал, что она невинна Но, как и раньше, не поверил своему внутреннему голосу, предпочитая верить в ложь. Потому что это избавляло его от чувства вины. Ему не хотелось быть человеком, который разбивал ее сердце. И он упорно твердил себе, что у нее нет сердца. Что она лживая интриганка.

Но теперь ему пришлось почувствовать себя виноватым. Он действительно заманил ее, а потом заставил страдать. И не один, а уже два раза.

Нейтан поспешил закрыть глаза на неудобную правду: Эмитист искренне любила его.

И позволил одному слову лжи уничтожить все.

Все эти потраченные зря жалкие, проклятые годы… Все эти годы он верил в ложь. И позволил ей проникнуть так глубоко, что она полностью исказила его взгляд на жизнь.

У Эмитист не было тайного ребенка. Она приехала в Лондон не для того, чтобы с помощью хитрых уловок заманить в свои сети мужчину. Она была невинна. Невинна!

Эмитист снова застонала и попыталась сесть.

И Нейтан, очнувшись, подумал о том, сколько времени стоит над ней, в ужасе осознавая страшную ошибку, которую совершил. Слишком долго. Ведь потребовалось всего несколько секунд, чтобы правда словно молния поразила его. И все это время Эмитист страдала, потрясенная грубым болезненным вторжением в ее тело. Ей нужно было помочь. А он стоял перед ней на коленях, как болван, от которого не было никакого толку, потому что все его мысли унеслись на десять лет назад.

В его сознании самым страшным была обида, которую он нанес ей тогда. Но для Эмитист это было страдание, на которое он обрек ее сейчас.

И с этим он обязан был что-то сделать. Он должен облегчить боль, причиной которой стал сегодня, доказать, что он не безжалостный человек, который не дал ей ничего, кроме горя.

И не нужно заводить разговор о том, что случилось десять лет назад. Не этого она от него ждет.

Нейтан вспомнил о том, как чуть не начал расспрашивать Эмитист о той маленькой девочке, которую принял за ее дочь. И о человеке, который, по его мнению, был ее отцом. О том человеке, которого считал подлым соблазнителем.

Но этим соблазнителем был он сам. Эмитист не знала другого соблазнителя, кроме него. Это он грубо и бесчувственно лишил ее девственности. Как будто мало было того, что он разрушил ее надежды десять лет назад. Чего это ей стоило? Он никогда раньше не задумывался над этим. Она уехала из Лондона в самый разгар сезона. И так никогда и не вышла замуж…

— Я больше никогда не сделаю тебе больно, не заставлю тебя страдать, — поклялся Нейтан.

— Конечно нет, — твердо ответила Эмитист, потянув на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь. Потом свесила ноги с кровати. — Потому что я тебе не позволю.

— Подожди! — Нейтан схватил ее за плечи и, когда она даже не повернулась к нему, произнес, глядя на ее застывший профиль: — Подожди, не уходи. Позволь, я принесу тебе… что-нибудь выпить. Да, выпить. Конечно, мне следовало запастись горячей водой, чтобы предложить тебе ванну, но сейчас на это уйдет слишком много времени.

Нейтан дрожал, с трудом выдавливая из себя слова. Его речь стала почти невнятной. Но какой человек мог бы оставаться спокойным, узнав, что десять лет назад с презрением отверг единственную женщину, которую любил, потому что не нашел в себе достаточно мужества, чтобы разоблачить самую подлую ложь о ней? И только когда в очередной раз обошелся с ней, как с самой настоящей потаскухой, ему, наконец, открылась правда о том, что она была девственна и не повинна ни в каких преступлениях.