Нищий лорд - Барбара Картленд Страница 24

Фенелла искренне пыталась пощадить гордость мадам д'Арблей, и хотя лорд Корбери подозревал, что та в основном интересуется его титулом, Фенелла была уверена, что француженка искренне влюблена в него.

Мадам д'Арблей промокнула глаза платочком, и Фенелла подумала, что брак с такой привлекательной и богатой женщиной был бы очень выгоден Периквину.

Она могла понять, как он увлекся ею. Когда он был во Франции, близость такой женщины и вынужденное безделье неизбежно привели к тому, что они бросились друг другу в объятия.

» Неужели все мужчины так быстро охладевают к предмету своей страсти?«— подумала Фенелла.

Сначала они находят женщину неотразимой, а спустя немного времени мечтают лишь об одном — избавиться от нее. Это была удручающая мысль, и Фенелла, исполненная жалости к мадам д'Арблей, мягко сказала:

— Я уверена, мадам, что вы найдете свое счастье. Вы молоды, вы свободны распоряжаться собой, у вас достаточно денег, чтобы уехать на край света, пожелай вы этого.

— Проклятье! — воскликнула мадам д'Арблей. — Я хотела жить здесь — в этом величественном замке, о котором Периквин столько рассказывал. Я представляла себя хозяйкой дома, я уже видела себя стоящей рядом с красивым знатным мужем, принимающей гостей.

— Боюсь, здешняя жизнь показалась бы вам скучной, — сказала Фенелла. — У нас не то, что в Лондоне, где бесконечные приемы, балы и ассамблеи. Мы живем очень тихо. Иногда мы по несколько дней не видим даже соседей.

— Но милорд был бы рядом со мной! — пробормотала мадам д'Арблей, и на это Фенелле нечего было возразить.

В этот момент вернулся лорд Корбери, сопровождаемый старым Барнсом, который нес на серебряном подносе графин с мадерой и несколько фужеров. Он поставил все это на маленький столик, лорд Корбери налил в один из фужеров немного вина и отнес его мадам д'Арблей.

— Я решил, что лучше не отпускать пока твою карету, — сказал он, протягивая ей фужер. — Я полагаю, моя… э-э… Фенелла сказала тебе, что один из слуг болен скарлатиной? Я бы не хотел, Эмелин, чтобы ты подвергала себя риску.

Фенелла заметила, как он запнулся и не смог выговорить» моя жена «, и неожиданно почувствовала отвращение ко всему этому фарсу. В конце концов, мадам д'Арблей имела все основания полагать, что Периквин был искренен, говоря ей о своей любви.

Отлично сознавая, что разозлит его этим, но в то же время чувствуя, что он заслуживает наказания за свое поведение, Фенелла поднялась с места.

— Я схожу распорядиться, чтобы кучеру предложили стакан эля, — сказала она.

И прежде, чем лорд Корбери успел остановить ее, она вышла из комнаты. Очутившись в холле, она прижала пальцы к вискам. Ей было немного стыдно, но в то же время она испытывала огромное облегчение. Она осуждала поведение Периквина, но тем не менее отдавала себе отчет в том, что он никогда не был бы счастлив с женой-француженкой, с которой у него не было ничего общего — ни интересов, ни привычек.

Что знала мадам д'Арблей об английском спорте? О тяготах провинциальной жизни и об огромной ответственности, которую несет английский дворянин перед теми, кто уже не одно поколение живет на его земле и чье благополучие для него так же важно, как и его собственное?

» Этот брак невозможен «, — сказала себе Фенелла, но в то же время она не могла не испытывать жалости к мадам д'Арблей.

Она не знала, как долго простояла в холле, но, должно быть, прошло не меньше четверти часа, прежде чем дверь гостиной открылась и оттуда вышли лорд Корбери и мадам д'Арблей, которая бессильно повисла у него на руке. Щеки ее были мокры от слез, а у лорда Корбери был сердитый и в то же время несколько виноватый вид. Фенелле было совершенно ясно, что произошло.

— А вот и ты, Фенелла, — с облегчением воскликнул лорд Корбери. — Я убедил мадам, что с ее стороны благоразумнее уехать как можно скорее. Скарлатина — очень неприятная болезнь, и я никогда не простил бы себе, если бы, проделав такой длинный путь, чтобы увидеться с нами, мадам в результате заболела.

— Может быть, мадам, вы как-нибудь навестите нас еще, — сказала Фенелла.

Француженка не отвечала и лишь медленно шла к выходу, все еще опираясь на руку лорда Корбери. Лишь когда она подняла глаза и увидела карету, ожидавшую ее у дверей, она вздрогнула, словно впервые осознав, что надежды на счастье, с которыми она отправлялась в дальнюю дорогу, окончательно улетучились.

Она повернулась к лорду Корбери.

— Adieu, mon cher, — произнесла она дрожащим голосом. — Я никогда тебя не забуду.

Она обвила его руками за шею, притянула к себе и страстно прильнула губами к его губам. У Фенеллы, наблюдавшей за ними, снова мучительную сжалось сердце, как в тот раз, когда Периквин целовал прелестную незнакомку, ехавшую в карете.

Однако, на этот раз поцелуй был не столь долгим. Мадам д'Арблей внезапно оттолкнула его и стала спускаться по ступенькам.

Он помог ей сесть в карету; она протянула ему руку, которую он поднес к губам.

— Мне жаль, Эмелин, — услышала Фенелла его голос.

— Жаль! — резким тоном ответила мадам д'Арблей. — Матерь Божья! Я никогда не прощу тебя! Никогда!

Лорд Корбери шагнул назад, кучер хлестнул лошадей, и карета тронулась. Постояв на ступенях, пока карета не скрылась из виду, лорд Корбери вошел в дом. Вынув из кармана платок, он принялся вытирать лоб.

— Бог мой! — вырвалось у него. — Я надеюсь, мне никогда в жизни больше не придется пережить такое! Он обращался к Фенелле, но, оглянувшись, увидел, что комната пуста, и Фенеллы рядом с ним нет.

Званый обед, несомненно, удался. Хетти выглядела просто восхитительно, и лишь женщина могла заметить, что ее туалет был слишком шикарным для скромного загородного приема. На шее у нее сверкало бриллиантовое колье, банты, украшавшие прическу, также были усыпаны бриллиантами.

Очевидно, она стремилась ослепить как лорда Корбери, так и сэра Николаса, и наблюдавшая за ней Фенелла пришла к выводу, что никогда еще Хетти не прикладывала для этого столько усилий.

Фенелла не испытывала ревности. Что было толку ревновать? Разве мог кто-либо соперничать с таким прелестным созданием, к тому же прекрасно одетым и сверкающим бриллиантами?

Фенелле нечего было надеть, кроме простенького белого муслинового платья, которое она сшила несколько месяцев назад, чтобы носить дома по вечерам. Плечи ее прикрывала кружевная косынка, талию обвивал шарф, который она носила еще ребенком.

Тем не менее Огастес Болдуин снизошел до того, что принялся усиленно ухаживать за ней, осыпая ее такими чудовищными комплиментами, что Фенелла с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо.

Несколько раз она перехватывала взгляд сэра Николаса и, вспоминая свой недавний разговор с ним, читала в его глазах лукавую усмешку.