Студентка с обложки - Робин Хейзелвуд Страница 24

Я смотрю, куда указывает Луи (его палец на большой букве «П» в «Путеводителе для первокурсников»), и презрительно фыркаю:

— Что, я буду писать эссе о том, как ходить по подиуму? Или проходить собеседование с Лагерфельдом?

Луи награждает меня шуточным тычком.

— Ну, ладно, я не имел в виду эссе — но в смысле конкурса скажу, что попасть в нью-йоркское агентство сложнее, — говорит он. — Гораздо.

Моя ехидная ухмылочка испаряется. Надо запомнить, где рвотный мешочек. Раньше я мало знала и просто нервничала. Теперь, когда мне кое-что рассказали, меня вот-вот вырвет.

Новые подробности меня не успокаивают. Агентств — дюжины, котирующихся — только десять, а попасть туда можно только двумя способами: по приглашению, как мы (потому что агенты из Нью-Йорка, подобно Марку, увидели мое лицо в печати и выяснили, что я из «Чикаго инк.»), или прийти с улицы. Второй способ — настоящий кошмар. Открытые кастинги устраивают далеко не все агентства, и то всего пару часов в неделю. Это значит, нужно отстоять в очереди полтора часа, просто чтобы отдать свою фотографию и контактную информацию. Но все дело в том, что эта фотография — скорее всего, черно-белая халтура, снятая фотографом из тех, что обклеивают телефонные будки объявлениями «Профессиональная портретная съемка всего за 150$!» (плюс стоимость пленки и проявки). И она попадает в мусорную корзину. Настоящий отбор происходит, пока девушки стоят в очереди. Младший агент всего раз пробегает по ним взглядом и определяет, есть ли у кого-то шансы. Шансы бывают редко.

— Может, одну девушку в год и находят таким способом. Возможно, — качает головой Луи, чтобы подчеркнуть, как ужасающе неэффективен этот процесс. — Но тогда выходит, что все это время она пряталась под камнем. Знаешь, учитывая, сколько агентов по поиску талантов рыщут по всему земному шару, я бы сказал, что дни неоткрытой красоты прошли.

Я расплескиваю воду на поднос.

— Но как же конкурсы?! Разве на них девушки не находят агентов?

— Ах, печенюшка. — Луи проводит рукой по моим волосам, которые благодаря сухому, как в Сахаре, воздуху салона отправились в самостоятельный полет. — Эти конкурсы — всего лишь маркетинговый трюк. Реклама, которая к тому же позволяет агентствам заработать немного денег. Не более того. Во-первых, агентства, которые проводят их, берут с девушек крупные суммы за участие, за приличные фотографии и так далее. Во-вторых, кто в них участвует? Почти у всех уже есть агентство — обычно то, что проводит конкурс. И можешь мне поверить: если девушка действительно хороша, никто не допустит, чтобы она тратила время и гарцевала в купальнике по какому-нибудь латышскому универмагу вместо того, чтобы работать в Нью-Йорке.

Ну вот, мы снова в бедной неблагополучной Латвии…

— Но победительницы получают контракты на двести пятьдесят тысяч долларов. Вряд ли они уродины.

— Не уродины, но и не суперзвезды. Все это сплошное надувательство. Увы, печенюшка, мы, агенты — всего лишь разрекламированные посредники. Необходимые, да, но все-таки посредники. Мы знакомим тебя с клиентами, а потом забираем двадцать процентов из твоих заработков, берем с клиентов еще двадцать за свои старания — и все. Точка. Конец абзаца. Ни один агент в мире не даст тебе письменную гарантию, что ты получишь заказ, потому что он над этим не властен. Это было бы глупо! Если прочитать то, что написано мелким шрифтом в их контракте на двести пятьдесят тысяч, я абсолютно уверен, что победительнице просто гарантируются услуги агентства. В котором она может заработать двести пятьдесят тысяч — или не заработать. К сожалению, это их уже не волнует. А тут еще и «проклятие победительницы»…

Передо мной проплывают образы серийных убийц, душащих девушек в тиарах цепями от «Шанель».

— Что еще за «проклятие победительницы»?

— Победительница конкурса никогда не добивается успеха. Никогда. Можешь мне поверить: если в «Вог» узнают, что девушка победила в одном из этих конкурсов, они даже не захотят с ней встречаться, а уж тем более работать. Потому что у нее будет слишком коммерческая внешность для звезды. Так же подумают «Мадемуазель», «Закс Пятая авеню»… И «Л'Ореаль». Ей повезет, если она найдет работу в дешевой сети вроде «Пенни». И вообще… что мы за разговор завели? Тебя это не должно беспокоить. Мы входим самым лучшим способом из возможных: через парадное.

Я беру дольку апельсина с подноса Луи, расплываясь в улыбке. Может, Луи и не так уж жестко за меня торгуется, но все-таки он знает модельный бизнес как свои пять пальцев. Как здорово, что он рядом и меня защищает!

В громкоговорителе раздается голос капитана.

— Э-э, уважаемые пассажиры, воздушное движение вокруг аэропорта Ла-Гардия очень оживленное. — Он говорит, по-ковбойски растягивая слова, как многие летчики. — Но у меня есть хорошая новость: мы вышли в зону ожидания пррррямо над Нью-Йорком!

Луи, что-то бормоча, смотрит на часы. Я нетерпеливо выглядываю у него из-за плеча. Вот он, прямо под крылом. Нью-Йорк!

В прошлом году я приезжала сюда с родителями. Отсюда началось мое турне по университетам восточного побережья (восемь университетов, три дня, одна взятая напрокат машина). Но сверху я Нью-Йорк еще не видела. Крупным планом передо мной разворачивается целая флотилия зданий, серебристых и сияющих.

— Ух ты!..

Луи смотрит на меня; в его глазах улыбка.

— Хочешь поменяться местами?

Я сажусь к окну и буквально прижимаюсь носом к стеклу. Луи рассказывает, где мы находимся. Сейчас мы подлетаем к южной оконечности острова и направляемся прямо вверх по Гудзону. Первое, что бросается мне в глаза — это вода. Сколько тут воды! А ветра нет — поверхность воды ровная, словно выглаженная паровым катком. Под ярким солнцем она кажется фиолетовой, светящейся, как мыльный пузырь или консервная банка изнутри.

— Статуя Свободы, видишь? — говорит Луи.

Сначала не вижу, но потом… стойте, вот же она! Такая малюсенькая среди всех этих барж и паромов и будто плавает, качается на волнах, как забытая надувная игрушка для ванны.

Я смеюсь, щурюсь и снова смеюсь. Чего я боялась? Манхэттен сверху совсем маленький. Крошечный. Я гораздо больше. Уолл-стрит? Да мне по пояс! Крайслер-билдинг? Я могу заглянуть в его окна, отогнуть шпиль и посмотреть, что под ним. Сентрал-парк? Могу пальцами прочесать кроны деревьев и окунуть ногу в пруд. Весь город у меня на ладони! Моя игровая площадка. Скорей бы!

А потом мы идем на посадку. Не сразу, но мы с Луи забираем багаж, подзываем такси и едем по Мидтаунскому тоннелю. Мы опаздываем — долго висели в зоне ожидания, — а значит, у нас едва хватает времени оставить сумки и освежиться в общественном туалете в гостинице Луи. После этого мы спешим на первое собеседование.

Такси ползет по Мэдисон-авеню — так медленно, что даже ветерка не чувствуется. Господи, как жарко! Мы опускаем окна. «Whoa, whoa whoa sweet child o'mine!» ^[39] — разоряется Эксл Роуз в задних колонках, тщетно пытаясь заглушить пневматический молоток слева и двух орущих таксистов справа — то ли они ссорятся, то ли просто общаются, не поймешь. Какой-то мужчина в малиновом смокинге поставил на тротуар крутую звукоусилительную систему и поет в огромный микрофон: «Я возьму Манхэттен!». На него почти никто не обращает внимания.