Вызов врача - Наталья Нестерова Страница 24

Николай Сергеевич прокашлялся и стал читать дальше:

– «Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись приходит ведьма. Встала под Аленушкино окошко и так-то ласково начала звать ее купаться на реку. Привела ведьма Аленушку на реку. Кинулась на нее, привязала Аленушке на шею камень и бросила ее в воду. А сама оборотилась Аленушкой, нарядилась в ее платье и пришла в хоромы…»

– Запела от радости?

– Возможно, запела, в тексте не уточнено.

– Но она пришла в большой… как его… когда все поют… хор.

– Хоромы – это по-старинному дом, помещение, где живут.

– И поют?

– В том числе.

– Я бы на месте ведьмы тоже радовался.

– Ты себя представляешь на месте ведьмы? – нахмурился Николай Сергеевич. – А почему, скажем, не на месте Иванушки или купца?

– Так они же глупые! А ведьма – супер!

Это уже отцовское, отметил Николай Сергеевич. Павел – замечательный человек, но речь у него! Мама была бы в шоке. Отчасти удачно, что она уже сильно болела и немного общалась с мужем Ирочки. Зять пересыпает речь новомодными словечками: «супер», «тусовка», «совок», а волноваться и переживать почему-то звучит как «колбасит». При чем здесь колбаса? И стоит ли удивляться, что ребенок обозвал подаренную ему тетушкой (сестрой Павла) игрушку (строго говоря, очень странную игрушку – голубую лохматую помесь слона и крокодила) «шизой». Николай Сергеевич хотел сделать тогда замечание внуку, но не посмел, потому что Павел, отец, расхохотался одобрительно.

– Давай посмотрим, что дальше стало с твоей героиней. «Никто ведьму не распознал. Купец вернулся, и тот не распознал. Одному козленочку все было ведомо. Повесил он голову, не пьет, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовет: „Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок!“»

– Так она же погиблая!

– Надо говорить: погибла, умерла. Николенька, это волшебная сказка, тут описывается то, чего не может быть в действительности. Но ведь интересно!

– Интересно! – согласился внук. Николай Сергеевич точно знал, что про «не может быть» Николенька не поверил. В его детском мозгу причудливо переплетались вера в Деда Мороза и Карлсона на крыше с фактом смерти дорогих для семьи людей, о которых часто рассказывали, – о бабушке Ирины, о родителях Павла.

– «Узнала об этом ведьма и стала просить мужа – зарежь да зарежь козленка. Купцу было жалко козленка, привык к нему. А ведьма так пристает, так упрашивает. Делать нечего, купец согласился: „Ну, зарежь его…“»

– Ах! – замер Николенька. – Что же он! Плохой! Ничего не помнит! Изольда Гавриловна!

Так звали одну из пациенток Ирочки. У нее на участке восемьдесят процентов вызовов – к старушкам. Изольде Гавриловне исполнилось девяносто три. В прошлом певица, она рассказывала увлекательные истории о Вертинском и Лещенко, но совершенно не помнила событий дня вчерашнего. Ирина каждый раз писала ей на листе большими буквами, какую таблетку когда принимать, но Изольда Гавриловна листок теряла. Номер своего домашнего телефона и поликлиники Ирина приклеила на стенку в квартире певицы. Через день раздавался звонок: Изольда Гавриловна долго, сконфуженно и деликатно извинялась и просила напомнить схему приема лекарств. Ирина терпеливо объясняла, на следующий день сама записывала себе вызов к Изольде Гавриловне, чтобы написать новый листок. «Приклей его тоже на стенку», – советовал Павел жене. Но Ирочка не внимала совету, Николай Сергеевич догадывался почему: старенькой певице общение с его дочерью было дорого как связь с настоящим.

А в семье у них появилась привычка: когда кто-нибудь что-то забывал, он хлопал себя по лбу со словами «Изольда Гавриловна!».

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Николай Сергеевич внука.

– Купец забыл, что козленочек – мальчик на самом деле! – взволнованно пояснил Николенька. – Вот распустяй!

Николай Сергеевич счел за лучшее не выяснять, какое слово Николенька неправильно произнес и где его услышал.

– «Ведьма велела разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные. Козленочек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу: „Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать“».

В легком страхе Николенька подвинулся ближе, Николай Сергеевич обнял его за плечи.

– «Побежал козленочек на речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал: „Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок! Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати!“ А Аленушка из реки ему отвечает: „Ах, братец мой Иванушка! Тяжел камень на дно тянет, шелкова трава ноги спутала, желты пески на груди легли“».

Наивная детская сказка, трепет внука подействовали и на Николая Сергеевича, у него защипало в глазах от неожиданного умиления. «Это, наверное, старческое», – подумал Николай Сергеевич. Но и при этом не испытал досады или сожаления. Он не считал потерянным временем обучение маленького внука буквам и числам. Следовательно, и простых, элементарных чувств, вызванных страданиями фольклорных персонажей, можно не стыдиться.

– Дальше, дедушка! Дальше! – нетерпеливо потребовал Николенька.

– «Ведьма ищет козленочка, не может найти и посылает слугу: „Найди козленка, приведи ко мне!“ Пошел слуга на реку и видит: по берегу бегает козленочек и жалобнехонько зовет: „Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати!“ А из реки ему отвечают: „Ах, братец мой Иванушка! Тяжел камень на дно тянет, шелкова трава ноги спутала, желты пески на груди легли“. Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке».

– Молодец! Хороший! – пробормотал Николенька. – Я бы тоже… читай дальше.

– "Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Аленушку на берег.

Сняли камень с шеи, окунули ее в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Аленушка ожила и стала краше, чем была. А козленочек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой. Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле".

Николай Сергеевич закрыл книгу. Он был уверен, что Николенька сейчас скажет что-нибудь вроде того, что козленочек мог бы и раньше догадаться перекинуться через голову. И самому Николаю Сергеевичу финал сказки казался несколько скомканным. Но Николенька выдал неожиданное:

– Дедушка! Ведь получается, что самый главный хороший человек в этой сказке – слуга? Если бы он купцу не сказал, то ведьма бы сварила козленочка и съела, так?

– Так, мой хороший! – Николай Сергеевич обнял внука и поцеловал в макушку.

Ведь это какая логика! В пять лет малыш точно (и нетривиально, добавим!) проанализировал причинно-следственные связи и нашел скрытый узел!

Талантливейший ребенок!