Свидание в неоновых сумерках - Светлана Лубенец Страница 24

Карпинскому надо было быть полным идиотом, чтобы этого не заметить. Бывший мальчик из Неаполя идиотом не был и все довольно быстро просек. Однажды, когда Татьяна вышла из лифта с зажатым в руке ключом, дверь квартиры Карпинских распахнулась. Стоящий на пороге Володя поманил ее рукой. Татьяна подошла. Кумир снова схватил ее за руку и втянул в квартиру. Они пару минут постояли друг против друга с горящими глазами, а потом Карпинский принялся ее целовать, и не менее жарко, чем во сне. Она сначала стояла истуканом, так и сжимая в кулаке ключ, потом выронила его и неожиданно для себя страстно ответила на поцелуи Володи, которые были даже лучше, чем во сне. И это понятно. Татьяну никогда еще никто не целовал, и ее подсознание во снах срабатывало, исходя из чисто теоретических представлений. Практика превзошла самые лучшие Татьянины ожидания. В темноте коридора щеки Карпинского казались гладкими, а рост вообще не имел никакого значения.

Они целовались до опухших губ каждый день целых две недели, а потом надо было переходить к следующему этапу, поскольку первый был явно пройден на «пять с плюсом». Второй этап оказался сложнее, так как они оба были юны и неопытны. Кроме того, коридор для второго этапа не очень-то и подходил. Не на полу же, в самом деле, постигать премудрости взрослых отношений. Пришлось перейти в комнату. На безжалостном дневном свету Татьяна старалась не смотреть на шершавые щеки Карпинского и жмурилась, когда все же приходилось. Володя видел это, болезненно кривился, жестоко сдирал с нее одежды и бесстыдно обнажался сам. Ей было больно, но она читала, что так и должно быть поначалу, а потому терпела и ждала прихода того состояния, о котором тоже начиталась предостаточно. И когда она совсем уже отчаялась дождаться, оно наконец пришло. Татьяна вскрикнула уже не от боли, а от никогда ранее не испытанного восторга. И после этого уже не имели никакого значения прыщи и болячки Карпинского.

Они встречались почти каждый день в квартире Володи, отдаваясь друг другу со страстью юности, приправленной горечью того, что связь их не имеет будущего. Они не обманывали друг друга. Ни он, ни она ни разу не сказали друг другу «люблю». Молодые люди методично и без всяких сантиментов постигали тайны отношений между мужчиной и женщиной. Татьяна еще и жалела Володю. Он же упивался ее телом, потому что по молодости не был уверен, что кто-нибудь еще, кроме Татьяны, согласится отдаться ему, низкорослому гнойному уродцу. Почему Татьяна, которая даже не знала тогда, что следует предохраняться, так и не забеременела, неизвестно. Так и осталось невыясненным, кто из них не мог иметь детей.

Неизвестно, чем кончилась бы их безумная страсть, если бы Татьянина мать не влюбилась в чужого мужа. Единственным результатом ее любви стал обмен квартиры. Татьяна с матерью съехали с улицы Некрасова, и Володя Карпинский, мальчик из Неаполя, был потерян для нее навсегда. Сначала она даже тосковала по нему, разрывалось от сексуального голода тело, но постепенно Танюша научилась смирять свои страсти. Потом, через много лет, она несколько раз встречала на питерских улицах Карпинского. Он Татьяну не узнавал, потому что в расцвете своей красоты никогда не обращал на нее внимания, а в разгар их страсти на лицо и вовсе не смотрел. Он еще немного подрос, но все-таки оставался весьма низкорослым. Буйные кудри поредели и были коротко острижены. Антрацитовые глаза выцвели и подернулись пыльной пепельной пленкой. Гнойные прыщи исчезли, но кожа была неровной, бугристой, в рубцах и ямах. Бывший мальчик из Неаполя превратился в страшненького неопрятного мужичонку. Один раз Татьяна видела с Карпинским женщину. Маленькую и довольно симпатичную лицом, но очень полную и небрежно одетую. Она держала его под руку и катилась колобком несколько сзади. По всему было видно, что Карпинский не замедлил бы шагу и даже не обернулся, если бы этот колобок нечаянно отцепился от его руки и потерялся в питерской толпе.

Никого, кроме Карпинского, у Татьяны больше не было. Нет, не так… Кое-кто был, но до разнузданного неаполитанского секса в обоих случаях дело так и не дошло. Оба молодых человека учились вместе с ней в институте. Один в параллельной группе, а второй – на другом курсе. Первый, Анатоль, имел фамилию Бутырович и всем представлялся югославом. Кроме югославской фамилии и закоса под возлюбленного все той же Наташи Ростовой, у Бутыровича не было никаких достоинств. Анатоль был худосочным юношей с зачесанными к глазам височками и большим количеством перхоти на плечах черного в легкую крапинку пиджака. «Head & Shoulders» в Союзе тогда еще не водился, и избавиться от белой осыпи можно было только регулярным применением сульсенового мыла. Бедный студент Бутырович не мог позволить себе тратиться на мыльные изыски и время от времени узкой ладошкой элегантно и ненавязчиво стряхивал перхоть с плеч.

После воспаленного Володи Карпинского Анатоль показался Татьяне настоящим красавцем. Она могла без страха и отвращения смотреть на его гладкие, слегка тронутые бритвой щеки и даже касаться их. Татьяна оказалась гораздо опытнее Бутыровича, и с поцелуями дело у них сразу заладилось хорошо. А вот дальше оно застопорилось. Она стыдилась сказать ему, что готова на все, поскольку прецедент уже был, и не единичный. Анатоль, сам еще девственник, обращался с Татьяной нежно и бережно. Его тонкие прохладные пальцы лишь слегка касались того места, которым она жаждала принять совсем другую часть его тела. Когда она наконец решилась недвусмысленно предложить ему себя, было уже поздно. Нашлась другая, которая разводить церемоний и стесняться своей опытности не стала. На одной из институтских вечеринок Анатоля пригласила танцевать разбитная Настька Бутакова. После танца они долго о чем-то шептались у окна, а потом скрылись в неизвестном направлении.

Татьяна напрасно прождала Бутыровича до двенадцати часов, а потом все-таки вынуждена была уйти домой, чтобы поспеть на метро. На следующий день югослав Анатоль, солидно откашлявшись, сказал ей «прости-прощай», поскольку с Анастасией Бутаковой у него все серьезно, как у мужчины с женщиной, и что, скорее всего, они в ближайшее время поженятся. Татьяна ничего не ответила. Она отвернулась от него и ушла из института. Не насовсем, на пару дней. Она должна была свыкнуться с мыслью, что опять одна. Татьяна не плакала, не билась в истерике. Она размышляла – любила ли Бутыровича и насколько серьезной была ее потеря? На третий день девушка четко осознала, что Анатоля не любила. Володя Карпинский разбудил в ней женщину, которая теперь жаждала ласк и томилась в отсутствии мужчины, а Анатоль был как раз тем, кто мог продолжить дело, начатое бывшим мальчиком из Неаполя. Отдельно от поцелуев и ласковых прикосновений Бутырович для Татьяны не существовал. Она вдруг поняла, что ничего о нем не знала и, что самое главное, знать-то не хотела. Ей нужны были его губы, руки, она мечтала о его теле, но даже ни разу не спросила, откуда он приехал в Ленинград и как жил до этого. Она содрогнулась от отвращения к себе и мысленно похвалила Бутыровича за то, что он ее бросил. В конце концов они остались с Анатолем друзьями, а на Настьке Бутаковой он так и не женился.

Второй молодой человек, учившийся курсом старше, был ленинградцем, ухоженным и наглаженным, в отличие от Анатоля, и без всякого намека на перхоть. Звали его Женей. Был он довольно хорош собой, русоголов и ясноглаз. С Татьяной они познакомились в совхозе, на картошке, куда неизменно возили всех ленинградских студентов каждую осень. Познакомились нехорошо, некрасиво. После изнурительного копания в осклизлой земле под бесконечным моросящим дождиком студенты пили водку в продуваемом всеми ветрами бараке, который им отвели под жилье. Татьяна тоже пила, поскольку здорово мерзла и хотела согреться. Рядом с ней сидел незнакомый парень, который сначала вроде бы не обращал на нее никакого внимания, а потом почему-то положил вдруг руку ей на плечо и притянул к себе. Татьяна очень удивилась, но противиться не стала. Не было сил. От парня шло тепло и даже хорошо пахло каким-то одеколоном. Таня даже задремала на его плече. Очнулась она лежащей на куче сена в одном из углов барака. Ее спортивные брюки и трусы были спущены, а хорошо пахнущий парень стоял над ней в недвусмысленной позе с обнаженной той частью тела, которую так и не удосужился обнажить Бутырович. Татьяна, путаясь в спущенной одежде, вскочила на ноги, кое-как натянула брюки и посмотрела в глаза парня. Они были абсолютно бессмысленны. Парень был смертельно пьян. Татьяна толкнула его в бок. Он, как неживой, беззвучно рухнул на сено и остался недвижим. Дольше смотреть на него Татьяна не стала и почти в полной темноте поплелась в ту часть барака, где квартировали студенты ее курса.