Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова Страница 24

– Прямо Пласидо Доминго! – Мила кивнула в сторону сцены. За ее язвительным тоном угадывалось плохо скрытое восхищение. – Интересно, а в других отношениях он также на высоте? А?

– Отстань, Милка! – Лариса состроила свирепое лицо. Она терпеть не могла обсуждать такие подробности, в отличие от Милы, которая, не скупясь на красочные эпитеты, описывала Ларисе своего нового любовника.

Мила насмешливо хмыкнула, но замолчала и отошла в сторону.

Лариса слушала красивый и мягкий голос, льющийся со сцены, и с каждой минутой становилась все более уверенной в правильности своего выбора. Глеба надо спасти. Спасти во что бы то ни стало, потому что он достоин этого.

После репетиции Лариса привезла Глеба к себе домой. Она твердо решила, что к Весняковской поедет одна, хотя Глеб был вовсе не против ждать ее в машине сколько угодно и где угодно. Как всегда, после своих таинственных отлучек он проявлял полнейшую сговорчивость и покладистость по отношению к Ларисе. Но слишком велико было в ней опасение даже близко подвозить Глеба к прокуратуре. Зачем это надо, чтобы в ее машине видели человека, похожего на того, которого она сама дважды описала милиционерам?

Лариса приняла душ, сменила свой веселенький сарафанчик на строгий, хоть и легкий летний брючный костюм и придирчиво оглядела себя в зеркало. Ну что ж-, вид что надо: ни тени неуверенности или тревоги. Пожалуй, сегодня ей предстоит сыграть самую неприятную из всех ее ролей. Но эта игра стоит свеч.

Она еще секунду постояла перед зеркалом, потом резко повернулась и зашла в комнату Глеб сидел перед телевизором, по-хозяйски развалясь в кресле и щелкая пультом.

– Я постараюсь скоро вернуться, – сказала ему Лариса, – а ты пока займись ужином. Картошки начисти. Ты картошку-то чистить умеешь?

– М-м, – неопределенно промычал Глеб, не отрываясь от экрана.

– Я спрашиваю, сможешь почистить картошку?

– Лучше вас, сударыня, раза в два.

– Так уж и в два! – ехидно возразила Лариса.

– К твоему сведению, я ее столько перечистил, пока мать с работы дожидался, – Глеб наконец обернулся к ней, отложил пульт на журнальный столик. – Не говорю уж про армию.

– Ты разве служил? – удивилась Лариса.

– Так точно. В военном ансамбле Еще вопросы будут?

– Нет. Картошку сваришь. В холодильнике ветчина, помидоры в ящике около мойки Если проголодаешься, ешь один, не жди меня.

– Конечно не буду! Слопаю все сам, а тебе оставлю шкурку от ветчины, чтобы не командовала, – он смотрел на Ларису в упор своим дерзко-насмешливым и одновременно ласковым взглядом.

Она показала ему кулак и вышла.

На пропускном пункте прокуратуры Ларису действительно ждал выписанный на ее имя пропуск. Кабинет Весняковской она отыскала быстро, хорошо запомнив с прошлого раза его местоположение. Очереди в коридоре не было. Лариса тихонько постучала и осторожно приоткрыла дверь.

Видимо, все же зрительная память подвела ее, и она ошиблась. Весняковской в кабинете не было. Вместо нее за столом сидел, углубившись в бумаги, мужик возрастом далеко за сорок, при погонах, с сероватым, обрюзгшим лицом.

– Простите, – проговорила Лариса.

Мужчина даже головы не поднял.

Лариса вышла в коридор, поглядела на дверь, потом сверилась с пропуском. Странно, и в бумажке, и на дверной табличке одна и та же цифра. Кабинет номер семнадцать. Выходит, она пришла верно. Что же тогда делает этот тип на месте Весняковской? Или та нечаянно перепутала время и назначила Ларисе прийти в не приемные часы?

Лариса вздохнула и вновь заглянула в кабинет. Мент все так же сосредоточенно корпел над бумагами.

– Извините, – проговорила Лариса, делая шаг по направлению к столу. – Здесь должна была быть следователь Татьяна Сергеевна Весняковская. Она просила меня зайти.

– Весняковская в больнице, – лаконично ответил серолицый. Голос у него был глуховатый и скрипучий.

– В больнице? – испугалась Лариса. – Что же с ней стряслось?

– Ничего, – спокойно ответил мужчина, что-то помечая ручкой на листе бумаги. – Она родила.

– Кого? – машинально поинтересовалась ошарашенная Лариса, хотя этот вопрос мало занимал ее. – Мальчика или девочку?

– Мальчика. – Мужик наконец поднял голову от стола и отложил ручку.

Так вот почему миловидное лицо Весняковской показалось Ларисе таким отекшим! Вот что означали разбросанные по ее щекам и носу крупные веснушки и легкомысленный, не отвечающий уставу наряд! ; Лариса вдруг почувствовала тревогу. Мужчина смотрел на нее теперь уже пристально и внимательно. Его блекло-серые, в тон лицу, глаза, утонувшие в набрякших складках век, казалось, буравили ее насквозь.

– Что же мне делать? – спросила Лариса, с досадой слыша растерянность в своем голосе и уже заранее догадываясь, что услышит в ответ.

– Дела следователя Весняковской переданы мне, – подтверждая худшие ее опасения, проскрипел серолицый, зачем-то проводя рукой по начинающим лысеть волосам, таким же блекло-серым, как лицо и глаза.

Лариса ощутила, как рассеиваются в дым ее самоуверенность и хладнокровие. Такого подвоха она не ожидала. Новый следователь не шел ни в какое сравнение с милой и приветливой Весняковской. Больше всего он смахивал на лагерного надзирателя. : – Прошу садиться, – пригласил серолицый Ларису и указал на стул около стола. На этом самом стуле она сидела в прошлый раз, отвечая на вопросы Весняковской.

Лариса пересекла кабинет, стараясь изо всех сил идти спокойно и с достоинством, и села, куда велел ей мужчина.

– Меня зовут Бугрименко, Петр Данилович, – скрипоголосый произнес свою фамилию через «ы» и слегка смягчив «г», так что у него прозвучало «Бухрьшенко», из чего Лариса заключила, что значительную часть своей жизни новый следователь провел далеко от столицы. – А вы у нас кто будете? – Он покосился в разложенные на столе записи и тут же ответил сам себе: – Данилец Лариса Дмитриевна. Так?

– Так, – подтвердила Лариса, ловя себя на том.

что ей невольно хочется положить руки на колени. Тон, которым говорил с ней Бугрименко, никак не годился для беседы со свидетелем. Скорее он был применим к человеку, находящемуся под следствием. Или, чего уж там, к уже осужденному на приличный срок.

К ее удивлению, больше следователь ничего не сказал, а снова молча углубился в бумаги. Повисло напряженное молчание, и чем дольше оно длилось, тем больше Лариса начинала нервничать. Наконец она не выдержала и, призвав на помощь всю свою волю, произнесла:

– Я полагаю, что должна вам еще раз повторить то, что уже рассказывала дважды: как произошла авария и погиб пешеход.

Лариса осталась довольна собой. Голос прозвучал твердо и спокойно. Она намеренно не сказала «погиб ребенок», а употребила безликое слово «пешеход», надеясь, что такая подмена позволит ей притупить эмоции, приглушить память. В эту минуту она чувствовала себя настоящей соучастницей преступления, хитро и расчетливо старающейся выпутаться из расставленных ей силков.