Надежды и радости - Элисса Дин Страница 24

– Скажите, Роксана, насколько хорошо вы себе представляете сегодняшний политический климат Индии?

Он хотел сказать совсем другое. Роксана понимала это, а потому опустила голову и сказала, глядя в землю:

– Откровенно говоря, я знаю об этом очень мало. Наверное, половину того, что должна была бы. И не больше трети всего, что вы сейчас, видимо, намерены мне рассказать. Я права?

Колльер тихо засмеялся, поднял руку и провел ладонью по волосам Роксаны. Она вздрогнула и глубоко вздохнула. Гаррисон отступил на полшага и засунул руки в карманы.

– Еще совсем мальчишкой я до безумия увлекался индийскими сказаниями и легендами, особенно древними. Позже я решил, что непременно поступлю в армию и буду служить в этой стране при Ост-Индской компании. Такое будущее казалось мне прекрасным, а главное – очень романтичным.

– Вы сейчас говорите прямо как Юнити! – усмехнулась Роксана.

– В детстве я в этом отношении и впрямь был очень похож на Юнити. Тем не менее обучение в Аддискомбе развеяло романтическое представление об Индии. Вы слышали об Аддискомбе?

– Об Аддискомбе? Вы говорите о военной школе, построенной при Ост-Индской компании? Подобно тому, как гражданская Хейлибери была создана для подготовки слуг?

Брови Гаррисона выгнулись от удивления.

– Вам это известно? Прекрасно! В Аддискомбе я узнал, во что сейчас превратилась Индия. И все же... Все же мои юношеские грезы об этой стране не развеялись. Прожив здесь некоторое время, я понял, что Индия изменилась только для англичан. Вопреки давлению со стороны метрополии она все же остается страной со своей культурой, со своими национальными традициями. Поэтому я еще больше полюбил эту страну!

– Но мне показалось, что вы с презрением относитесь к ее коренному населению, а следовательно – и к самой стране. Разве не так?

– Что?! Черт побери, откуда у вас подобные мысли?!

– Из сказанного вами в день нашей встречи. Помните, вы говорили мне, что в Индии есть очень много странного и непонятного, а ее люди – очень жестоки? Или вы уже успели забыть?

– Нет, я не забыл. Но боюсь, что вы меня тогда неправильно поняли. Это утверждение имело двойной смысл. В Индии действительно много жестокого. Но что касается самих индийцев, то жестокость заключена в самой их жизни. Это жестокость расы поработителей к расе порабощенных. Подобное положение нетерпимо. Жизнь индийцев должна измениться, стать лучше, богаче, справедливее. Причем при минимальном вмешательстве извне.

– Не совсем понимаю, о чем вы говорите, капитан.

– Не понимаете? Хорошо, я приведу вам пример. Предположим, кто-то из британских солдат недоволен своим слугой. Что он делает в таком случае? Просто-напросто бьет его. Бьет долго, безжалостно. Порой даже до смерти!

– Боже мой! Неужели?! – воскликнула Роксана, в ужасе зажав ладонью рот.

– Тем не менее это так! Но самое мерзкое – реакция на подобные случаи со стороны живущих здесь наших соотечественников. Как правило, их симпатии на стороне солдата, а не его жертвы!

– Нет... Нет, я не могу в это поверить! – воскликнула Роксана, ошеломленная услышанным.

– Нет? А почему нет? Мне вовсе незачем вам лгать, Роксана... Впрочем... Сожалею, что я вас расстроил!

– Ни о чем вы не сожалеете, капитан Гаррисои. Вы расстроили меня совершенно намеренно, чтобы доказать свою правоту!

– Возможно.

– Благодарю за откровенный ответ.

Гаррисон рассмеялся и, вытащив руку из кармана, осторожно дотронулся до руки Роксаны.

– Но ведь это правда, Роксана! Как и то, что Ост-Индская компания погрязла в коррупции. И люди ежедневно чувствуют это на себе. А мы превратились в сборщиков налогов и самозваных хозяев огромной непокорной страны, переоценивающих собственную роль, захватывающих власть там, где это возможно, и давая взамен лишь жалкие крохи. Когда-то это было не так. Даже при том, что Ост-Индская компания в прошлом правила здесь мечом – самый последний клерк компании лучше владел клинком, нежели пером, – все же тогда существовала общая заинтересованность в сохранении жизнеспособности и своеобразия обеих рас. Позже это взаимное уважение было уничтожено. И сейчас мы стали относиться с опасным равнодушием к людям, от деятельности которых в конечном счете зависит выживание той же Ост-Индской компании.

Роксана ловила каждое слово Гаррисона. Все это настолько противоречило прочитанному в письмах отца, что ей было трудно признать правоту Колльера. Кусая губу, Роксана посмотрела на ладони Гаррисона, продолжавшие удерживать ее руку. И невольно залюбовалась длинными, изящными и в то же время сильными пальцами, покрытыми бронзовым загаром.

– Роксана, вы слушаете меня? – донесся до нее как бы откуда-то издалека вопрос Гаррисона.

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Да.

– И понимаете то, что я пытаюсь вам объяснить?

Роксана осторожно высвободила руку.

– Конечно! Тем более что все вами сказанное нетрудно понять. Да, времена изменились. И, как вы считаете, к худшему.

– А вы этого не видите, – вздохнул Гаррисон, безнадежно опустив руки.

– Чем, по-вашему, все это может закончиться? – спросила Роксана. – Священной войной?

Гаррисон нахмурился. Взгляд сделался жестким.

– Священной войной? Нет! У мусульман и индусов нет общей основы, на которой они могли бы объединиться. Во всяком случае – пока! Сейчас меня больше всего беспокоит движение сипаев. Об их недовольстве известно давно. Случаи волнений и беспорядков среди них уже были. Если же произойдет всеобщий и полномасштабный мятеж, то он будет просто ужасен. Численность европейских войск в Индии не более сорока пяти тысяч солдат и офицеров. В случае военного конфликта им будет противостоять повстанческая армия почти в двести тысяч.

– Но полковник, насколько я понимаю, не сомневается в лояльности сипаев, состоящих у него на службе, – возразила Роксана.

– Часть их действительно сохраняют ему верность. Однако таких немного.

– Но мой отец постоянно писал мне, что очень доволен служащими у него индийцами. И они, по его словам, платят ему тем же. Сипаи почитают его чуть ли не за отца родного. Каковым он, к слову будет сказано, никогда не был для меня. Роксана сама не знала, зачем добавила последние слова. Но дело было сделано. Она еще раз прикусила губу и отвернулась, чтобы не видеть выражения жалости и сочувствия на лице капитана Гаррисона.

– Роксана... – уже в который раз произнес ее имя Колльер.

Она махнула рукой, как бы умоляя не говорить больше ни слова. Но тут же почувствовала, как Гаррисон осторожно прижал ее к себе. Его широкие ладони мягко легли на ее оголенные плечи.

– Роксана, – прошептали его губы у самого ее уха. – Я уже сказал лорду Каннингу о том, что в случае возможного военного конфликта серьезно опасаюсь за судьбу наших женщин и детей. Но все это касалось общего положения дел. Сейчас же я боюсь за вас, дорогая. Вам может показаться странным, что я вдруг стал проявлять заботу о вас. Но это так. Ничего не поделаешь! И я повторяю, что в высшей степени обеспокоен угрозой, которая может нависнуть над вами лично, если здесь начнутся беспорядки.