Великосветский переполох - Эдит Лэйтон Страница 24

— Итак, — произнес он слишком оживленно, — вернемся к вашей ране. Полагаю, она положила конец дальнейшим рыболовным урокам?

— Вовсе нет, — ответила она. — Мы еще ходили на рыбалку, правда, после этого случая мы оба старались быть более осторожными. На самом деле у меня получалось вполне прилично, хотя я так никогда и не поймала дедушку всех форелей, о котором рассказывал мне папа. И я этому рада. Я думаю, что однажды я его видела, он спал на мелководье, и его чешуя сверкала на солнце. Он был огромный. Коварный и сильный, как сказал мой отец. Мы назвали его Дядюшка Джордж, и папа требовал, чтобы каждое утро, прежде чем начинать ловить рыбу, мы здоровались с ним, а перед уходом прощались, даже когда не видели его. «Если мы этого не будем делать, — говорил отец, — мы никогда ни одной рыбы не поймаем, потому что он повелитель ручья».

Она улыбалась, охваченная воспоминаниями.

— Не думаю, чтобы мой отец хотел его поймать. На самом деле, если бы это ему и удалось, я убеждена, он бы отпустил его, потому что Дядюшка Джордж был сутью этой заводи, без него ручей стал бы обычным местом для рыбалки.

— Вот что я вам скажу, — повинуясь неожиданному вдохновению, произнес Майлс. — Не хотели бы вы посмотреть, как я буду ловить? Мы можем принести для вас кресло, возможно, через несколько дней, когда вы немного окрепнете и станет теплее. Мое любимое место находится поддеревьями, поэтому там прохладно даже в жаркие дни. Это там, где заводь наиболее глубокая, у скал, как раз перед тем местом, где ручей течет под сильным наклоном и его воды начинают нестись быстрее. Конечно, самому ловить гораздо интереснее, но я уверен, что вы получите удовольствие, критикуя мои удочки и наживку.

Все это он говорил, глядя на нее и улыбаясь, и видел, как на ее лице появляется ответная улыбка.

— А знаете, пожалуй, я отнесу вас туда прямо сейчас, просто посмотреть… если вы хотите.

— Мне бы хотелось.

— Тогда я принесу более теплое одеяло для вас, — сказал он, поднимаясь. — А пока я занимаюсь этим, я отправлю парня в деревню узнать, нельзя ли достать там инвалидное кресло. Оно нам понадобится ненадолго, — добавил он, увидев выражение испуганного удивления на ее лице. — Если бы вы в нем действительно нуждались, я уверен, Гарри предупредил бы меня. Он написал подробную инструкцию перед отъездом, но ни о чем подобном не упомянул.

Гарри также предупредил Майлса по секрету, что опасность еще не миновала и о выздоровлении можно будет говорить, только когда к ней вернутся силы. Поэтому они должны быть к ней очень внимательны. Конечно, подумал Майлс, приятное разнообразие только ускорит выздоровление.

— А ведь это отличная идея; я могу возить вас куда угодно. Я даже могу раздобыть вам шикарную узловатую трость, — добавил он, видя, что эта идея не вызывала у нее восторга. — Вы можете размахивать ею, ворчать и, причмокивая, стегать меня, если я не там поверну. Если вы собираетесь какое-то время поиграть в инвалида, то можно устроить настоящее представление, верно?

Она ухмыльнулась. Это не была та прежняя, соблазнительная и дерзкая улыбка, но и она осветила ее бледное усталое лицо.

— Я сейчас вернусь, — сказал Майлс. Он помахал рукой, чтобы привлечь внимание садовника, который работал рядом с домом, давая ему знак, чтобы тот подошел.

— Я не оставлю вас в одиночестве, — сказал он Аннабелле, когда старик неуклюжей шаркающей походкой направился к ним. — Вот вам и компания на время моего отсутствия, вдруг вам что-то понадобится, а заодно он вас развлечет рассказами о репе и чертополохе.

— Что ж, это мне доставит огромное удовольствие, — ответила она, — ведь садоводством я тоже занималась.

— Вы меня изумляете, — сказал он, поклонился и пошел навстречу садовнику.

«А меня изумляете вы», — подумала Аннабелла, наблюдая, как он уходит. Каким внимательным и заботливым он был с ней. Когда, очнувшись от своей болезни, она пришла в себя и увидела его обеспокоенное лицо, она осознала, что испытывает глубокое чувство удовлетворения от того, что он рядом. Когда следующим утром она с ужасом увидела собственное лицо, то подумала, что ее вид вызовет у него отвращение и больше она его не увидит. Но он оставался рядом с ней, демонстрируя лишь терпение и обаяние. Теперь, глядя ему вслед, она с удовольствием оценила его вид. Он двигался с неторопливым изяществом, а его каштановые волосы приобретали на солнце цвет спелой пшеницы. А ведь Майлс очень красивый мужчина, поняла вдруг она. Удивительно, что она не замечала этого раньше. В Лондоне он был одним из многих в толпе джентльменов света, но здесь она смогла разглядеть, что ее молодой супруг действительно обладает очень приятной внешностью.

Он был одет со свободной небрежностью, но это была небрежность, не имеющая никакого отношения к неряшливости. Он никогда не носил мешковатую грязную одежду, какую носят некоторые ведущие деревенский образ жизни джентльмены и деревенские сквайры. Его ботинки были всегда начищены, а свободно повязанный шейный платок — чистым и белым. Майлс предпочитал одежду спокойных, приглушенных тонов, сегодня, например, на нем был коричневый сюртук и серо-голубые брюки. Вся одежда, в соответствии с модой, была подогнана по фигуре, но не слишком плотно и не стесняла в движениях.

В Риджентс-парке он выглядел бы хорошо одетым, но он бы не привлек ее внимания там, где в глазах пестрело от разных франтов и денди в щегольских, высоко повязанных шейных платках, узких сюртуках, панталонах ярких оттенков и сверкающих туфлях. Здесь все эти франты выглядели бы смешно, подумалось ей. И тут впервые она задалась вопросом: а не смешны ли они вообще?

Странно, размышляла она, наблюдая за Майлсом. Она думала, что все моряки ходят вразвалочку, как старые «морские волки», которых можно увидеть вблизи лондонских доков. Но Майлс шагал как человек, привыкший пешком покрывать большие расстояния. Модные брюки подчеркивали все линии ног, поэтому некоторые джентльмены использовали специальные накладки на икры. Майлсу этого не требовалось, уж это она хорошо запомнила.

Она вспомнила эти мускулистые ноги, поросль волос, покрывавшую их, вспомнила странное ощущение, когда его ноги коснулись ее ног, а затем… между ее ногами. Сидя тут на приятном разогретом воздухе, ощущая тепло и легкую дрему, она позволила себе вспомнить их первую ночь без того беспокойства, которое она испытывала тогда. В действительности, вспоминая пережитые волнения, она вновь начинала чувствовать себя слабой и вялой, но никак не больной.

Теперь она вспоминала эту легкую поросль, покрывавшую его конечности, словно пушок на твердой кожице персика. И на груди у него были мягкие волосы; странно и волнующе было ощущать их прикосновение к своей груди. И там у него тоже росли волосы — она это почувствовала. Теперь она пожалела о том, что не видела ни этого, ни чего-то еще. Но все происходило под покрывалом, и она была слишком озабочена тем, как поразительно это было, чтобы заметить больше. Теперь она вспомнила его поцелуи и все, что он делал, прежде чем разочарование сменило испытываемое ею возбужденное удовольствие. Она также помнила выражение его глаз и его слова…