Любовь и чума - Мануэль Гонзалес Страница 24

Беатриче плакала, смеялась и прыгала в одно и то же время, между тем как прекрасная Джиованна всматривалась с ужасом в нищенскую обстановку этой хижины. Дети робко смотрели на посетительницу, словно считали ее каким-то сверхъестественным существом. Маленькая певица подвела их к Джиованне ди Понте.

— О маленькие трусы! — сказала она. — Неужели вы боитесь синьорины? Вы должны полюбить ее. Она такая сострадательная к бедным и никогда не приходит с пустыми руками — помните это, лакомки!

Беатриче снова рассмеялась.

— Однако вы ужасно бледны и как будто похудели, мой добрый ангел, — продолжала она, обращаясь к синьорине. — Ну, Орселли, что же ты стоишь, как пень! Сними с синьоры накидку… Разве ты не видишь, что она вся промокла под дождем. Берегите свои ножки, синьора: в полу громадные щели…

Орселли, смутившийся от неожиданного появления дам, немного оправился и снял своими неуклюжими руками накидки с Джиованны и ее служанки, после чего Беатриче подвела первую к своей больной матери.

— О синьорина, как благодарить вас! — проговорила с чувством Нунциата. — Вы оставили прекрасный дом во время дождя и бури, чтобы посетить нашу хижину… Боже мой, тут нет даже и скамейки, на которую вы могли бы присесть, — добавила она, обводя глазами бедную обстановку лачуги.

Гондольер притащил старый ящик, в котором укладывали детей, и гостьи сели на него. Джиованна знаком приказала служанке открыть принесенную ей большую корзину, и дети, сгоравшие от любопытства, столпились вокруг девушки.

— Нунциата, — произнесла с волнением Джиованна, — я узнала, что вы больны и нуждаетесь в поддержке. Валериано Сиани не может больше помогать своей кормилице, и потому прошу вас позволить мне заступить его место.

— О, если молитвы бедной больной угодны Богу, то вы будете счастливы, — воскликнула Нунциата, растроганная до глубины души мелодичным голосом и благородными словами молодой гостьи.

Джиованна глубоко вздохнула и, вынув из корзины серебряный кувшин с превосходным вином, подала его Нунциате. Затем она обняла и поцеловала детей, не обратив внимания на их неряшливую наружность, и начала с помощью Беатриче раздавать им пироги, пряники и фрукты. Подобного праздника никогда еще не было у бедных малюток. Они не помнили себя от радости и осыпали Джиованну целым потоком благодарностей.

Между тем девушка шепотом спросила Беатриче, не видела ли та Сиани.

— Нет, синьорина, — ответила маленькая певица грустно.

Орселли, не сводивший глаз с девушки и слышавший этот тихий разговор, приблизился к молодой гостье.

— Теперь, когда вы, синьорина, взяли под ваше покровительство Нунциату и детей, — сказал гондольер, — я отправлюсь не на работу, а на поиски всем нам дорогого Валериано… Я буду предан вам так же, как и ему… Поверьте мне: я умею быть признательным за добро и готов для вас решиться на все, даже на убийство дожа. И уж будьте уверены, я без колебаний пожертвую собственной жизнью по первому же вашему приказанию.

— Благодарю, добрый Орселли! — сказала Джиованна. — Я не забуду никогда этих слов. А теперь дайте мне мою мантию, — добавила она, вставая, — Мне пора уходить: отец будет беспокоиться, если узнает, что меня нет дома.

— Но буря усилилась, — заметил почтительно гондольер, приотворивший дверь.

Действительно, ветер яростно завывал вокруг хижины и грозил ежеминутно опрокинуть ее.

— Это не беда! — ответила молодая девушка.

— О, да вы храбрее любого рыбака, несмотря на вашу молодость, красоту и богатство! — сказала восторженно Беатриче.

— Я провожу вас, синьорина, — заявил Орселли.

— Нет, не стоит этого делать… Идем, Франческа, — добавила она, обращаясь к своей служанке.

— Но вас может оскорбить кто-нибудь, синьорина, — возразил нерешительно гондольер.

— На этот раз ты прав, Орселли, и я не буду удерживать тебя, — воскликнула Беатриче. — Нельзя же нам уступать синьорине в смелости.

Гондольер помог Джиованне одеться.

— Закройтесь получше капюшоном, синьорина, — заметил он. — Впрочем, я надеюсь, что шпионы и бродяги предпочтут сидеть во время бури дома, чем шнырять по улицам.

Не успел Орселли произнести это, как за окном послышались торопливые шаги нескольких человек, и дверь задрожала под сильными ударами.