Западня для лорда - Маргарет Макфи Страница 24

— Венеция.

Ее имя звучало в его устах нежно и мягко, точно шелк, навевая мысли о поцелуях.

— Линвуд…

— Не Линвуд, — возразил он, проводя по ее щеке подушечкой большого пальца. — Меня зовут Френсис.

Она всматривалась в его черные глаза, чувствуя, как в животе у нее неистово порхают бабочки.

— По имени человека называют в кругу семьи или близких друзей, а еще так обращаются друг к другу любовники.

— А кем мы друг другу доводимся, Венеция?

Его откровенный вопрос поразил ее, она не спешила отвечать, всматриваясь в его глаза, но без привычного желания соблазнить, стараясь проникнуть в глубь его души.

— Не знаю. — В ее крови бушевала страсть, сердце бешено колотилось, тело жаждало его поцелуев. — Вы оказались не таким, как я ожидала.

— А чего вы ожидали? — чуть слышно произнес он.

Вытянув руки вперед, она осторожно приложила их к его крепкому подбородку.

— Не этого, — прошептала она и, капитулируя, прильнула губами к его губам. — Точно не этого.

И поцеловала его нежно и осторожно, опасаясь, что поцелуй может оказаться не таким, как предыдущий, и еще более страшась, что он окажется именно таким, как она помнила. Их губы слились воедино, касаясь, пробуя на вкус, исследуя. Затем Линвуд поработил ее рот. Венеция поняла, что память ее не подводит. Закрыв глаза, всецело предалась ощущениям, растворяясь в охватившем ее безумии.

Запах и вкус Линвуда напрочь лишили ее желания притворяться, теперь открылась настоящая Венеция, страстно отвечающая ему. Внутри ее будто что-то пробудилось к жизни, что-то настоящее, вернуть к жизни которое мог лишь он один. Он проник в ее кровь, сердце и разум, она с жадностью поглощала его, наслаждаясь ощущениями, ослабив свою защиту и явив истинную суть. Ни один мужчина прежде никогда ее так не целовал. Поцелуй Линвуда заставил забыть, кто она и кто он. Для нее существовал лишь нынешний момент и мужчина, целующий ее настойчиво и благоговейно одновременно, разжигая в ней страсть, пробуждая всепоглощающее желание.

Венеция стала отвечать ему быстрее, яростнее, повинуясь внутреннему неистовству. Линвуд прижал ее к себе, и она тут же прильнула к нему всем телом, сгорая от желания. Его руки умело гладили ее по спине, груди, талии и бедрам. Она едва могла дышать, кружилась голова, а последние оставшиеся крупицы здравого смысла грозили вот-вот покинуть ее. Упершись рукой в грудь Линвуда, она прервала поцелуй.

Его глаза были черны, как у самого дьявола, и столь же опасны. Тяжело дыша, они воззрились друг на друга. Венеция все еще лежала у него на груди.

— Понимаете теперь? — прошептала она, не сводя с него глаз, и крепко вцепилась в него руками, понимая, что, если отпустит, неминуемо упадет прямиком в пропасть.

— Да, — отозвался он, проводя рукой по ее волосам. Его дыхание также было прерывистым.

Венеция не притворялась, не играла в изощренную игру. То, что между ними произошло, было для нее самым реальным в жизни. И очень мощным. Чтобы вернуть себе самообладание, она стала думать о Роберте, о Ротерхеме, о том, как Линвуд всадил ему пулю в голову. Она отпрянула от Линвуда, понимая, что, если он снова ее коснется, она позабудет все на свете. Сила собственного желания поразила до глубины души, и дело тут не только в физическом влечении, но и в духовном единстве. Чем лучше она узнавала этого мужчину, тем сильнее ее к нему тянуло. Ей стоило большого труда снова надеть личину невозмутимой мисс Фокс и не допустить того, чтобы их отношения зашли слишком далеко. Призвав на помощь все свое актерское мастерство, она разыграла спокойствие и самообладание, которых не испытывала.

— Думаю, для одной ночи любования звездами вполне достаточно, лорд Линвуд, — произнесла она холодным голосом, поднимаясь с кушетки.

Тем не менее голос еще не вполне пришел в норму, сердце продолжало бешено колотиться. Она по-прежнему страстно желала Линвуда, а он смотрел на нее, будто знал об этом.

На следующий вечер, стоя посреди бального зала, в котором представители высшего общества и полусвета перемешались, точно в калейдоскопе, Линвуд взирал на собравшихся невидящим взглядом. Он думал о Венеции и о том, что между ними произошло в ее оранжерее. Она приоткрыла ему свою истинную сущность. И хотя она талантливая актриса, Линвуд всегда мог точно определить, когда она играет, а когда говорит искренне. Прошлой ночью определенно не притворялась. Показав ему то, что скрывала от других, она обнажила свою уязвимость и доверие, выглядела искренне шокированной и смущенной их взаимным влечением, будто это не было частью плана, разработанного ею и Клэндоном, в чем бы он ни заключался. В ее взгляде и голосе, когда она произнесла: «Вы оказались не таким, как я ожидала», не было и тени притворства. Линвуд размышлял об этом всю ночь. Венеция тоже оказалась совсем не такой, как он ожидал. Ему было интересно, как она поступила бы, если бы он столкнул ее лицом к лицу с Клэндоном, но понимал, что не имеет права рисковать, давая понять сынку Ротерхема, что ему известно о его махинациях. Только не сейчас, когда ставки столь высоки. Ему придется играть, чтобы усыпить бдительность Клэндона, а еще он очарован Венецией Фокс.

— А вы, я вижу, витаете в облаках, лорд Линвуд, — раздался у него над ухом голос Венеции.

— Пойман с поличным, — отозвался он.

— Такой сдержанный джентльмен, как вы? Вот уж не думаю.

Ее губы изогнулись в легкой усмешке, в глазах сверкал задорный огонек. Эмоционально открытая мисс Фокс осталась в прошлом, сегодня она снова разыгрывала соблазнительницу.

— Я протестую против вашей оценки моего характера.

— Не стоит. — Она теснее придвинулась к нему, будто собираясь поверить какой-то секрет, и он снова ощутил горьковато-сладкий аромат ее духов, экзотичный и эротичный одновременно. Этим запахом пропитался его вчерашний сюртук, висящий ныне в шкафу. — Мне нравится сдержанность в мужчинах.

— В самом деле? — негромко произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Вчера ночью мне так не показалось, Венеция.

Он заметил, как тронулись легким румянцем ее щеки и в глубине глаз промелькнула какая-то тень, прежде чем Венеция потупилась. Когда же она снова на него посмотрела, в ее взгляде отражалась лишь железная решимость.

— Идемте ужинать, — сказала она.

Линвуд бросил взгляд на очередь в столовую. Венеция вскинула бровь. Ее глаза были холодными и вызывающими, рот манящим.

— Я распорядилась, чтобы для нас накрыли столик в оранжерее.

— Чувствую себя польщенным.

— Больше, чем вы думаете, лорд Линвуд, — прошептала она чувственным, как прикосновение шелка, голосом и взяла его под руку.

Вместе они покинули бальный зал и отправились в прилегающую к нему оранжерею, двери которой были открыты, поэтому туда долетали мелодичные звуки пианино. Любой, кто пожелает, мог прогуляться здесь, растения, кустарники и ползучие лианы создавали ощущение уединенности, даже если в действительности это было не так. У фонтана, напевающего журчащую песнь, был накрыт на двоих круглый столик. Рядом с ним стояло большое серебряное ведерко со льдом, в котором охлаждаюсь шампанское, а на столе высилась открытая бутылка кларета.