За неделю до любви - Ким Лоренс Страница 24

Джанни разглядывал свое отражение в стекле.

Неожиданно его поразила мысль: ведь он уже больше недели не носит галстук! Не было ни дня, чтобы Джанни не надевал галстук, костюм и туфли ручной работы. Может, на работе следует устроить день одежды свободного покроя? Впрочем, не стоит, решил он.

А все-таки почему он так долго здесь задержался? «Как будто ты не знаешь, Джанни», — поддразнил он себя.

Возвращение к обычной жизни означает, что больше он не будет просыпаться рядом с восхитительной Мирандой. Воспоминание о том, как они занимались любовью этим утром, пронзило стрелой желания тело Джанни.

Миранда являла собой воплощение женственности.

Но для нее нет места в его жизни, пусть даже такие женщины, как Миранда Истон, не встречаются каждый день. Честно говоря, если бы они столкнулись не здесь, ничего подобного не произошло бы — слишком много обязанностей лежало на Джанни.

Однако нельзя было отрицать: он слишком много думает о Миранде. А ему нужна такая женщина, о которой он забудет сразу, как только она выйдет за дверь. Миранда к таким женщинам не принадлежала. Благодаря ей Джанни осознал, в какой пустоте он живет.

Она ничего не просила у него, но он знал, что ей нужно больше, и, хуже того, Миранда заставляла Джанни желать большего. Но ему непросто выкроить время даже для Лайама. Кроме того, они с Мирандой совершенно разные.

Тогда почему он не спешит возвращаться в Лондон, к своей занятой жизни?

Джанни помедлил и позволил мысленному образу сформироваться в голове. Нежная кожа Миранды, так легко красневшая, ее прекрасные изумрудные глаза, ее полные губы… Как легко он терял контроль над собой в ее присутствии!

Нет, настало время положить конец этому сладкому безумию. Надо только выбрать подходящий момент.

Миранда была в кухне. Джанни сразу почувствовал, что все изменилось.

Одной рукой она держалась за стол, в другой сжимала газету. Молодая женщина дрожала. Джанни увидел в ее глазах обвинение.

Он не торопился говорить Миранде, кто он такой. Черт, как будто этого следовало стыдиться! А Джанни почему-то позволил ей считать его бездомным нищим, в то время как был богат и влиятелен.

Джанни мельком взглянул на газету, смял ее и швырнул на пол. Он и без того знал, что прочитала Миранда.

— Я могу объяснить, — начал Джанни.

Губы Миранды сложились в горькую улыбку.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, — с презрением протянула она. — У тебя всегда имеется наготове какая-нибудь история, верно? А я со своей стороны, как обычно, поверю каждому твоему слову.

Джанни, внимательно посмотрев на нее, встревожился:

— Ты бледна как полотно. Сядь и позволь мне… Он говорил так, словно ему было не все равно. Но ведь это ложь, очередная ложь, которую он готовится скормить Миранде и которую она охотно проглотит.

Миранда разозлилась не оттого, что Джанни оказался богатым и успешным человеком. Ей было плохо не оттого, что она поверила газетной сплетне, будто он похитил собственного сына. Она пришла в ярость, потому что Джанни скрыл от нее правду.

Неожиданно Миранда вспомнила, что Джанни сказал накануне, когда она заметила, что он хмурится, и спросила, о чем он думает. «Я хочу видеть тебя в своей постели, а не жить с мыслями о тебе, cara», — ответил он.

Ей нужно бежать от него как можно дальше и как можно скорее. Почему она не сделала этого, пока не стало слишком поздно? Осознание того, что она по уши влюбилась, исторгло из ее груди стон.

Миранда схватилась за голову и прошипела:

— Ты, ублюдок! Не прикасайся ко мне.

Его загорелое лицо побледнело, на виске проступила синяя жилка, мышцы шеи напряглись.

Джанни отступил назад, подняв руку:

— Успокойся.

— Я абсолютно спокойна! — прокричала Миранда, указывая дрожащим пальцем на газету, лежащую на полу. — Ты позволил мне считать тебя банкротом! Боже, да ведь твоя фамилия Фицджеральд! — Она недоверчиво покачала головой.

— Ты работаешь на Люси Фицджеральд, а я никогда не скрывал свое имя.

— Но ты не говорил, что принадлежишь к тем самым Фицджеральдам!

Из статьи следовало, что Джанни Фицджеральд был рожден не с серебряной ложкой во рту, а с целым сервизом.

— Довольно! — приказал он.

Миранду не остановила бы нескрываемая властность, прозвучавшая в его голосе, но Джанни сжал ее плечи. Тяжело дыша, она опустилась на стул, который он пододвинул.

Держась за деревянную спинку, Джанни развернул стул, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. От ярости и презрения к самой себе Миранду едва не начало тошнить.

— Ты высказала все, что обо мне думаешь. Будь вежливой и позволь теперь говорить мне. — Его голос звучал почти спокойно, но в глазах сверкали молнии, говорящие о том, что Джанни не так уж спокоен. — Да, я принадлежу к тем самым Фицджеральдам, как ты нас назвала. В твоих устах это звучит так, словно я монстр.

И у него еще хватает наглости изображать гнев?! Миранда стиснула зубы.

— Продолжай, — предложила она.

Джанни слегка наклонил голову.

— Это старая история, — начал он. — Я не похищал своего ребенка. Я являюсь единственным законным опекуном Лайама. Мне известно, что написано в статье. — В его голосе послышались усталые нотки.

— Ты хочешь сказать, что все это чепуха? — Она щелкнула пальцами.

— Ты не поверила тому, что напечатано? — помедлив, спросил Джанни.

Он присел, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— В свое время я был ответственным редактором «Геральд». Чтобы не утомлять тебя долгими объяснениями, скажу, что, пока я занимал этот пост, мне удалось посадить несколько человек в тюрьму, другие же, включая автора всей этой чуши, потеряли работу.

Глаза его потемнели. Джанни до сих пор считал, что Род Джеймс легко отделался, однако тот — классический образец человека, который отказывается брать на себя ответственность за собственные поступки, — придерживался иного мнения. Он возненавидел Джанни, из-за которого потерял все: доброе имя, доходы. Несколько раз он очень близко приближался к клевете и наконец перешагнул черту.

Миранда позволила себе немного расслабиться. — Ты работал в газете?

Джанни кивнул. Ее любопытство снова было подстегнуто.

— То есть ты был журналистом?

— Я работал корреспондентом в новостном агентстве. Сначала в Европе, затем меня направили на Ближний Восток. Эта история разразилась почти сразу после нашего с Сэм приезда. В то время она уже была легендой.