Залог любви - Пола Хейтон Страница 24

— Все же я узнала правду о Тедди до свадьбы, даже хорошо, что все так получилось. Но ты был женат на Николь, поэтому у тебя есть все основания считать, что она предала тебя.

— Николь в своей измене винила меня. И в том, что она не хотела иметь детей, — тоже.

— Что за ерунда!

— Ерунда? Не знаю, иногда мне кажется, что она, возможно, была права. Может, я действительно, не подхожу на роль мужа и отца? Может, я уделял Николь недостаточно внимания? Может, даже если бы у нас был ребенок, он зачах бы и умер от скуки с таким отцом, как я?

— О, Ричард. — Каждая частичка души Одри страдала вместе с Ричардом. Ох уж эта Николь! Как женщина может быть такой бессердечной — и такой слепой? — Но ты же не поверил ей, не поверил в этот бред?

Ричард попытался рассмеяться, но в этом смехе не было веселья — он звучал жутковато.

— Знаешь, Одри, что явилось последним ударом? Николь отправила меня в нокаут, по-другому и не скажешь… Через год после нашего развода я узнал, что она родила ребенка от того, другого мужчины. — Ричард уставился в стену, его голос дрожал. — Вот так. Она не хотела ребенка от меня, но захотела от него.

— И поэтому ты решил больше никогда не жениться?

— Да, поэтому.

— Ты, должно быть, очень сильно любил ее.

Ричард медленно кивнул.

— Безумно любил. Красивая, умная, веселая, жизнерадостная…

Одри дотронулась до его руки.

— Мне очень жаль, Ричард. Ты не заслуживаешь той боли, что она причинила тебе.

Ричард взял чашку и отпил глоток остывающего какао.

— А как насчет тебя? — Он явно желал сменить тему разговора. — Ты любила Тедди?

Другая опасная тема, подумала Одри, но на этот раз — для меня.

— Думаю, любила. Хотела любить. Может, в глубине души я и сомневалась в этом, но надеялась, что смогу сделать наши отношения настоящими, понимаешь, что я имею в виду? Особенно, когда я узнала, что беременна. — Одри помедлила, погружаясь в воспоминания, о которых хотела бы забыть, как о страшном сне. — Но, когда Тедди узнал об этом, он пришел в ярость. Думаю, он ревновал меня к еще не родившемуся малышу, заранее ненавидел его за то, что он отнимет у него меня. Тедди всегда хотел, чтобы я заботилась только о нем. В сущности наши отношения умерли в тот момент, когда я сказала ему о своей беременности и увидела его перекошенное от ярости лицо.

Ричард осторожно поставил чашку на стол.

— Одри, он действительно говорил все это?

— Да, и не только. Он требовал, чтобы я… я… — Ее голос прервался. Едва сдерживая слезы, Одри низко опустила голову, разглядывая какао в чашке.

— Требовал чего? — мягко спросил Ричард.

Как Одри ни уговаривала себя сдерживаться, одна слезинка, маленькая и прозрачная, все же вырвалась на волю и, медленно скатившись по ее лицу, капнула с кончика носа прямо в чашку.

— Он хотел, чтобы я… — последние слова Одри почти прошептала, словно боясь, что их еще кто-нибудь услышит, — чтобы я избавилась от ребенка. Но я…

Серые глаза Ричарда словно подернулись льдом, линия подбородка стала тверже. Он осторожно протянул руку и нежно коснулся щеки Одри, той, на которой одинокая слезинка оставила влажную соленую дорожку.

— Но ты не смогла этого сделать, да, Одри? Как бы тебе ни было сейчас трудно, ты любишь своего малыша, да? Ты счастлива тем, что он у тебя есть.

— Да, я люблю его!

Тронутая тем, что Ричард так хорошо понял то, что она хотела сказать, Одри приподнялась на диване и обхватила Ричарда руками за шею, уткнувшись лицом в его грудь. На мгновение Одри почувствовала, как он напрягся, но потом шея и плечи его расслабились, и он мягко и осторожно сомкнул руки на талии Одри.

Одри чувствовала биение его сердца у своей щеки, его теплое дыхание — на своей макушке и в эту минуту ощущала себя надежно защищенной. Ей больше не хотелось плакать. Радость от того, что в ее жизни теперь есть человек, которому она смогла рассказать то, о чем не рассказывала никому, была столь полной, что в эту минуту Одри хотелось лишь одного — чтобы это продолжалось вечно.

Но вечно это продолжаться не могло. Одри неохотно высвободилась из объятий Ричарда и с чувством сказала:

— Спасибо тебе.

Неуверенная улыбка тронула уголки губ Ричарда.

— За что?

— За то, что выслушал. За то, что приходишь сюда каждый день. За то, что терпишь меня.

— Спасибо тебе — за то, что терпишь мою готовку, — подхватил Ричард и легонько щелкнул ее по носу. — Допивай какао и ложись. Тебе надо отдохнуть, да и мне пора ехать домой.

Одри действительно почувствовала внезапную усталость и с трудом сдержала зевок.

— Да, пожалуй, ты прав, я, кажется, вот-вот усну.

Сквозь полуприкрытые глаза Одри наблюдала, как Ричард встал, сразу превратившись в Гулливера, отнес чашки из-под какао в кухню. Зашумела вода — Ричард мыл посуду. Вот он вернулся в гостиную, надел пиджак, поправил манжеты рубашки.

Увидев, что Одри наблюдает за ним, Ричард улыбнулся ей и погрозил пальцем. Одри вновь прикрыла глаза, делая вид, что засыпает. Взяв со стола лист бумаги со списком покупок на завтра, Ричард направился к двери.

— Позвоню тебе завтра. — Он остановился и шутливо погрозил Одри пальцем. — Береги себя.

Дождавшись, пока Ричард захлопнет за собой дверь и дважды повернет ключ в замке — теперь у него были ключи от ее квартиры, — Одри встала и на цыпочках прокралась в прихожую. Приложив ухо к двери, Одри слушала удаляющиеся шаги Ричарда и думала о том, что встретила наконец человека, способного позаботиться о ней. До этого Одри, в основном, сама заботилась о других и считала, что так и должно быть — у каждого свое предназначение. Ричард был поистине подарком небес — он появился в жизни Одри в самый трудный период и добровольно взял на себя груз ее забот.

Внезапно Одри поняла, почему не возражает против того, чтобы Ричард приходил к ней каждый вечер, почему согласилась поехать с ним к его родителям, почему при взгляде на фотографию его бывшей жены чувствовала себя толстой и уродливой.

Ответ был прост: она влюбилась.

Нет — полюбила. Полюбила Ричарда Андервуда. Не той недолговечной летучей любовью, что вспыхивает на краткий миг, когда на нее падает искра жалости и сострадания или всепоглощающей животной страсти, нет. Той любовью, что вырастает прекрасным цветком из самых глубин души и после вбирает в себя все: и жалость, и сострадание, и всепоглощающую страсть — любовью, к которой трудно подобрать слова. Настоящей любовью.

Одри вынуждена была открыть себе страшную правду: она наконец встретила свою любовь, и встретила ее слишком поздно.

На следующий день Ричард по окончании рабочего дня поехал привычной дорогой по направлению к дому Одри. День у него выдался беспокойным, к тому же завершился он звонком отца, приглашавшим его поужинать. Ричард прекрасно понимал, ради чего отец затевал этот ужин — вне всякого сомнения, разговор вновь пойдет о необходимости его перехода в контору отца. От встречи на этот раз удалось уклониться — Ричард сослался на неотложные дела. В итоге они договорились встретиться на следующей неделе, и фактически это означало, что к тому времени Ричард должен будет принять решение относительно смены места работы. Однако сейчас Ричарда беспокоила только Одри.