Звезды сделаны из нас - Ида Мартин Страница 24

Но только я устроился на солнышке, ловя его последнее настоящее тепло и уходящую до следующего года радость, ко мне подваливает красный, как помидор Гальский.

Плюхается рядом, дышит жаром, пыхтит, шмыгает носом.

— Слышь, ты это нарочно, да?

— Уйди от меня, — смотрю на него ледяным, немигающим взглядом. — Я с кулацкими подпевалами не общаюсь.

— С кем не общаешься?

— Иди к своим.

— Каким это своим? — Гальский по-настоящему удивлён.

— Если ты слушаешь, что они болтают, значит и мне говорить с тобой не о чем.

— Я ничего не слушаю, просто спросил. Подумал, что это розыгрыш.

— Сам ты розыгрыш.

— Нет, ну скажи.

Сейчас такой момент… Вроде бы это всего лишь Гальский. Ему можно ничего не объяснять, другом он никогда не был, только набивается и моего доверия не заслужил, но если поверит он, то и все остальные тоже поверят. Потому что у слухов огромная сила, а Гальский умеет этим управлять.

— Мне сказать нечего. Тупо отключился.

— Но почему ты звал Журкина?

— Я звал Журкина? — на моём лице недоумение. — Зачем?

Гальский разводит руками.

— Блин, — я сплёвываю на землю и задумчиво растираю плевок кроссовкой. — Это фигово. Боюсь, Журкин следующий.

— В каком смысле? — Гальский всё ещё ловит воздух ртом, отчего у него вид, как у выброшенной на берег рыбы.

— Не важно. Лучше не лезь в это. Меньше знаешь, крепче спишь. Слышал про такое?

— Это имеет отношение к тому, что вчера случилось за гаражами?

— А что случилось за гаражами?

— Говорят, тебя стошнило.

— От их рож кого хочешь стошнит, — глубокомысленно смотрю на зависшие над соседней многоэтажкой облака. — Я пришёл с миром. Предупредить. Но они не поняли. И теперь будет так, как будет.

Возвожу глаза ещё выше:

— Благослови врагов моих, Господи. Ибо я их благословляю и не кляну. Да освобожусь навсегда от самообольщения, запутавшего меня в страшную сеть жизни призрачной.

Враги открыли мне то, что немногим ведомо: нет у человека врагов, кроме него самого.

Тот лишь ненавидит врагов, кто не познал, что враги не враги, но друзья взыскательные.

Гальский растерян, маленькие глазки бегают. Соображает, как реагировать. С глухим стоном закрываюсь ладонями. Он должен прочувствовать всю глубину моих терзаний.

— Только не рассказывай Журкину, — говорю я, поднимаясь. — Не нужно его пугать.

— Что не рассказывать? Чем пугать?

— Ты задаёшь очень много вопросов о том, что тебя не касается. Но, поверь, они это заслужили. И в особенности Журкин. С Макаровым он, конечно, не сравнится, но зло способно принимать любые обличья.

Медленно поворачиваюсь и шагаю в сторону школы, взгляд Гальского прожигает мне спину. Очень хорошо. Теперь он точно побежит «пугать» Журкина. Можно переходить ко второму этапу.

После географии снова иду за гаражи. Я же упёртый. Пусть смотрят и говорят. И чем больше разговоров, тем лучше. Они привыкли, что Святоша вроде и есть, но как будто его нет, а теперь им приходится второй день подряд обсуждать меня. Особенно к этому подталкивает непонимание. А раздобытая Гальским информация, добавит к их непоняткам ещё больше тумана.

Встаю поодаль от шоблы. Достаю телефон и ненавистные сигареты, от одного взгляда на которые уже начинает тошнить, но напомнив себе про страдания, через которые нужно пройти, чтобы очиститься, всё же делаю затяжку.

Я на них не смотрю. Но они не на шутку встревожены. Разговаривают тихо и то и дело косятся на меня. Я жду, что Журкин сам подойдёт ко мне или станет как и вчера громко возмущаться, однако я его переоценил. В качестве переговорщика они выбирают Румянцеву.

Молча подходит, берёт под руку, заглядывает в телефон.

— Что за дичь, Святоша? Ты реально всех нас проклял? Или только Журкина?

— Проклятий не существует. Все происходящее с нами — есть действие божьего промысла. А испытания, выпадающие на долю человека господь посылает, чтобы помочь ему очиститься от грехов и покаяться.

Я очень хорошо умею копировать церковную манеру речи, мама раньше меня вечно таскала на проповеди, а я — способный ученик.

— Какой петух тебя клюнул? — негодует Румянцева. — Ты же сам нарываешься на неприятности. Я пришла тебя предупредить. Кончай свои штучки. Это уже не смешно. Тебя после лета никто не трогал. Саши Макарова больше нет. Живи себе спокойно, ты никому не нужен. А то знаешь, это и правда выглядит не очень. Пока он был жив, ты щемился по углам. А как его не стало — начал борзеть. Ребята уже хотят тебя наказать.

Её слова, особенно вот это «щемился», долетают до цели и больно цепляют. Вот, значит, как это видели они. Как это подавал Макаров. Или так всё оно и было, а моё представление о себе, как о суровом одиноком волке не имеет к реальности никакого отношения?

Ну, да ладно. Значит, настало время для нападения.

— Спасибо, что предупредила, — с облегчением выкидываю сигарету и направляюсь к парням.

Они замолкают и во все глаза таращатся на меня.

— Румянцева сказала, что вы хотите драться. Давайте прямо сейчас. На биологию можно опоздать. Кто будет драться? — поворачиваюсь к Журкину. — Ты?

— Да, блин! — взрывается тот. — Чё ты ко мне прицепился?

— Никто не говорил о драке, — съезжает Титов.

Вообще-то их можно понять. Я на пол головы выше каждого из них и вполне в неплохой физической форме. Макаров на это плевал, потому что он был злобный и знал, что в случае чего, по его команде шобла запинает меня всей толпой. А Журкин, хоть и самый здоровый из них, командовать не способен.

— Значит, я буду драться один, — резко разворачиваюсь и со всей дури бью Журкина в лицо.

Это происходит настолько неожиданно для всех, что парни рассыпаются в стороны, а Журкин, схватившись за нос, сгибается и стоит, тряся головой.

— Обалдел! — взвизгивает Румянцева и влезает между мной и Журкиным. — Ты чего, Филатов, взбесился? Ничего я тебе про драку не говорила. Отвали от нас!

Толкает меня в грудь и показывает кулак.

Я ухожу, пока остальные не очухались от потрясения. Всё равно объяснить я им ничего не смогу и не готов ни к каким заявлениям. Пускай ломают голову, строят планы отмщения, верят в мой обморок или не верят, ищут причины. Главное посеять смуту. И мне это удалось.

Что буду делать дальше я ещё не решил: продолжу играть в Святошу, использую смерть Макарова в своих интересах, пойду по пути запугивания или попробую с ними подружиться. Теперь вариантов много. По крайней мере мне удалось выйти из тени и бросить им вызов.