Прогулки по радуге - Ника Муратова Страница 24

— Макс, это на тебя не похоже, — укоризненно начала возмущаться Эрика, — ты же всегда спокойно смотрел на такие вещи? Раз иду, значит, надо пойти, значит, мне это интересно.

— Ладно, ладно, не продолжай, иди, кончено, раз интересно. — Макс удержался от вздоха. —Мне пора, милая, пока, спокойной ночи. Я люблю тебя.

Этого пациента Макс вел уже не первую неделю. Случай был сложный, требовалась объемная и сложная операция, кроме того, у больного был сахарный диабет, что осложняло его состояние и предвещало самые разные осложнения. Но, взвешивая риск от операции и от последствий без операции, консилиум пришел к выводу, что все-таки необходимость операции в данный момент перевешивает риск, и больного стали готовить к ней. Это было в первый раз, когда Максу доверили пациента полностью — и подготовку к операции, и ведение самой операции в таком объеме. Он очень переживал за все мелочи, — возможно, оттого, что раньше только ассистировал при подобных сложных случаях, или оттого, что чувствовал, что от исхода этой операции зависит его переход в другую категорию профессионализма. Кроме того, он по-человечески привязался к этому больному, проводя многие дни в его палате, беседуя с ним и членами его семьи, настраивая его на самый успешный исход операции.

Пациента звали Георгий Николаевич, пожилой человек, фронтовик, он держался молодцом, несмотря на тяжелое заболевание, мучившее его долгие годы. Он принадлежал к той категории людей, оптимизма которых хватает не только на них самих, но и на всех окружающих. Румяное лицо с глубокими морщинами, густые брови, светло-голубые глаза, лучащиеся улыбкой. И бесконечное количество анекдотов и реальных историй, произошедших с ним за долгую жизнь. В палате Георгия Николаевича никогда не бывало пусто. Если не было посетителей — друзей, родственников, то комната заполнялась пациентами из других палат. Жизнь больных, как правило, скучна и уныла, и присутствие таких оптимистов по жизни, как Георгий Николаевич, является живительным источником. Обожали его не только пациенты отделения, но и врачи. Макс специально начинал каждое утро с обхода именно его палаты — это гарантировало заряд бодрости.

После того как прошла первая операция, все, казалось, шло нормально, и никто уже практически не ожидал никаких неприятностей. На всякий случай Георгия Николаевича держали в реанимации под постоянным наблюдением, и вот, когда все показатели уже практически стабилизировались, у него началось внутреннее кровотечение. Когда Макс узнал об этом, он почувствовал себя так, словно его ударили в солнечное сплетение так, что стало трудно дышать. В голове сразу завертелись возможные причины, и все сходилось к тому, что он совершил какую-то катастрофическую ошибку во время первой операции, чего-то он не предусмотрел, что-то упустил, и это «что-то» могло стать роковым для его пациента. Пациента, который доверил ему свою жизнь, поверил ему как врачу, как специалисту, как человеку. А он, Макс, подвел его…

Ночь выдалась ужасная. Во время повторной операции вывили причину кровотечения — сосудистые стенки были очень слабые, но никто не ожидал, что до такой степени и что разовьется настолько опасное осложнение. Крови больной потерял очень много. Вызвали бригаду сосудистых хирургов для поддержки во время операции, все вместе они боролись за жизнь Георгия Николаевича целую ночь. Перелили кровь. Много крови. Нашли все нужные медикаменты, сделали все, что могли. К утру состояние вроде бы стабилизировалось. Его перевели в реанимацию. Макс не отходил от него ни на минуту, следя за показателями и собственноручно делая все необходимые процедуры. «Если в течении суток не будет ухудшения, — думал он, — то надежда на нормальный исход будет вполне реальна». Время шло немыслимо медленно. Макс не спал вот уже вторые сутки, но не ощущал этого. Его мысли были сконцентрированы только на жизни этого человека, обладающего энергией десятерых. В эти минуты Макс жалел лишь об одном: что не знал такой молитвы, которая могла бы помочь сохранить эту жизнь. И он просто молча сидел рядом с ним, не спуская глаз с мониторов датчиков. Ближе к вечеру Георгий Николаевич умер. Так и не приходя в сознание.

Максу показалось тогда, что лучше бы умер он сам. Столкнувшись вот так вот лицом к лицу со смертью, он почувствовал себя совершенно беспомощным и ничтожным человечком, неспособным повернуть ход судьбы никакими силами. Однако его сознание жгли мысли еще и о том, что где-то он допустил ошибку, которая и послужила причиной неудачи. Такой трагической неудачи. Это была катастрофа. Как он сможет подойти к другому пациенту с таким грузом на сердце? Как он сможет вновь взять в руки скальпель? В его практике это была первая смерть пациента, за которого он был ответствен от начала до конца. Он знал, что случай будет сложным, но ведь они провели столько совместных консилиумов, столько раз вызывали консультантов из других отделений, чтобы вместе разработать тактику, что, казалось, продумали все возможное и невозможное. Оказалось, не все. Что-то упустили. Макс не смог выйти к родственникам, чтобы сказать им об этом. Он просто не мог этого выдержать. Он сидел в ординаторской, выкуривая сигарету за сигаретой, и смотрел невидящими глазами в пустоту.

— Макс, это случается у каждого хирурга. Такие случаи неизбежны. Мы не боги, а всего лишь люди и не можем предусмотреть все, — говорил ему Илья Петрович, его учитель и мудрый советчик еще со студенческих времен. — Ты не должен опускать руки из-за одного случая. Тем более твоей вины здесь нет. При таком диабете возможны всякие неожиданности. Такой организм — это черный ящик, никогда не знаешь до конца, чего ожидать. Иди домой, выспись и возьми себя в руки. Ты думаешь, у меня не было таких случаев? Были, и не один, это жизнь, мы постоянно берем на себя риск, без этого невозможно оперировать! При всем нашем старании мы не можем гарантировать успех во всех случаях, есть еще такое понятие, как судьба. И если человеку суждено умереть, он умрет, и ты ничего, к сожалению, не сможешь с этим поделать, как ни цинично это звучит. Мы пытаемся, мы делаем все возможное, но мы все равно слабее Провидения, понимаешь? Не терзай себя, иначе не сможешь двигаться дальше.

Макс кивнул. Он не мог говорить. Лицо его ничего не выражало. Оно казалось безучастной серой маской.

После оформления всех необходимых бумаг Макс поехал домой. Он сам не помнил, как очутился дома, принял душ и лег на диван, неподвижно глядя в потолок, продолжая пропускать через свои легкие бесчисленное количество никотина. Эрики не было дома. Она подошла через некоторое время, вернувшись из салона, где делала укладку и маникюр перед вечерним выходом.

— Что за дым по всему дому! — закричала она с порога. — Макс, у нас что, изба-курильня? Сколько же надо выкурить, что топор можно вешать в доме! Макс, ты где?

Зайдя в комнату, она остановилась как вкопанная, потрясенная видом своего мужа. Таким она его никогда не видела.

— Макс, что случилось? У тебя все в порядке, Макс? Да что с тобой? — Она начала трясти его за плечи, чтобы хоть как-то привлечь внимание к своему присутствию. — Да объясни, в чем дело, в конце концов?

— Мой больной умер. Георгий Николаевич. Звезда нашего отделения. Счастливейший в своем добродушии человек. Он умер, Эрика. Его больше нет, а я живой. А ведь я виноват в его смерти.