Противоположности - Дарьяна Кадет Страница 24

Когда надела эту маску?

Удивительная способность этого дома, где она была частым гостем — он всегда был уютным и комфортным, так что хотелось закрыть глаза от этих ощущений, позволяя ауре дома пропитать насквозь.

А что сейчас?

Стоя перед дверью, она готова провалиться куда-нибудь вглубь кратера вулкана, позволяя лаве растопить без остатка тело, душу он не тронет — не несёт ценности, ведь необъяснимое чувство стыда и вины легло тяжелым грузом, и рука дрожит, не позволяя просто постучать в дверь. В дверь его дома.

Что она скажет миссис или мистеру Картеру? А, самое главное, как посмотрит в глаза? Разве есть оправдание отсутствия в их доме или даже причине отсутствия простого интереса «как у вас дела?»

А если он дома?

И что дальше?

Идиотка. Сама поставила табу и сама же сейчас стоит на пороге с зажатым листком в руке.

Могла же отдать в институте или передать через Маркуса.

Могла…

Вот теперь скребётся на пороге, как брошенный котёнок.

Дура… дура… дура…

Ещё одна попытка, и всё же кулак совершает удар, а ей от этой пытки и неуверенности тут же хочется приложиться лбом о деревянную поверхность и хорошенечко встряхнуть мозги, превратившиеся в кисель.

Нет ответа. Хозяев нет дома.

И даже лёгкое облегчение… удручает.

Слабачка и трусиха.

Николь прикусывает нижнюю губу и ей хочет распустить волосы из удерживающей их резинки, чтобы запустить в них пальцы.

Она не та, кем даже хочет казаться самой себе…

Лай собаки со спины напугал. Николь вздрагивает, едва ли не пискнув от неожиданности, и разворачивается, но тут же рухнула пятой точкой на веранду, когда чёрно-белый далматинец, виляя хвостом, снёс своим порывом, закидывая лапы на плечи и норовя облизать лицо.

— Я тоже рада тебя видеть, — Николь немного брезгливо уворачивается от влажного языка и пытается оттолкнуть радостную собаку, чтобы хотя бы была возможность встать на ноги.

— Грета, — голос подошедшего хозяина после прогулки звучит твёрдо и уверенно, заставляя собаку моментально повиноваться, замерев на месте, а потом и вовсе буквально в два прыжка оказаться возле парня и смиренно сесть к ногам. — Нечего приставать к посторонним.

Нэйтен Картер смотрит в глаза своей собаке, в которых всегда была искренняя любовь и верность, хоть от кого-то он это чувствует, и тут же переводит взгляд на девушку, поднявшуюся на ноги и отряхивающую штаны. Неожиданно вновь её здесь увидеть. И это даже странно. Непривычно. А может, уже и не хотел видеть.

Что, ещё не добила его? Решила уничтожить окончательно? Давай, Николь, ему плевать, что будет.

— Эта девушка говорит «рада тебе», а сама полнейшая фальшивка, — обращается вновь к собаке, неустанно виляющую хвостом по асфальтируемой дорожке, цепляя маленькие камешки и раскидывая их в разные стороны вместе с пылью, проявляя желание лёгким поскуливаем вернуться к давней знакомой и хотя бы ещё раз лизнуть ей пальцы. — Она никого не любит, кроме самой себя, — слова, пропитанные выдержанным ядом мощнейшего действия, и его взгляд с прищуром опускается на адресантку. Ему больно… до сих пор. И будет болеть… пока не сдохнет. Так почему бы хотя бы немного не отыграться, тем более, сама нарвалась — её здесь не ждали. Разве должен теперь жалеть садистку? Нет. Пускай чувствует, пускай испытает всё на себе то, как его потрошат тупым канцелярским ножом.

Он добивается её взгляда, брошенного из-под ресниц, и со знакомой складочкой на переносице. Знает, каким смыслом его слова проткнут чувственность.

Он помнит… она тем более.

Бесится. Злится.

Пускай.

Пускай ей будут неприятны его слова, как и ему было неприятно видеть её с Маркусом за одним столом в кофейне. Пускай они несут неприязнь, ей же всё равно не будет так больно. Ведь эта бесчувственная девушка даже не догадывается, либо ей действительно настолько плевать, сколько он мучается из-за неё.

— Что ты тут забыла? — Нэйтен поднимается на веранду, доставая ключи от дома, и совершенно безразлично пропускает её взгляд мимо, вставляя в замочную скважину нужный, дожидаясь щелчка.

— Профессор просил передать тебе это, — она протягивает ему листок с заданием, но он не реагирует, даже не бросил взгляда.

Просто. Тупой. Игнор.

— Можешь засунуть его себе куда подальше, а теперь пошла вон, — да, грубо… очень. Жёстко. Он пропускает собаку в дом через открытые двери, а затем и вовсе хлопает ею перед самым носом Николь.

Она хлопает ресницами быстрее, чем положено, смотря на дверь. Удивлена? Более чем. Картер никогда раньше не позволял себе так с ней вести, как бы сильно не выбешивала. А сейчас эта грубость окатила её неприятной слизью, так что хочется отряхнуться от неё, но она слишком липучая, и хоть убери её, она оставит свой грязный след. Огрели хлыстом справедливости. Теперь как она, так и он с ней. Непривычно и неприятно, но… возможно… заслужила (?).

Он сам же хлопнул дверью, а у самого словно заново встрепенулись внутренности и начали саднить. Невыносимо. Он устал. Ненавидит мир. Ненавидит себя. Ненавидит Николь Тёрнер.

Хлопнул…

А что толку?

Нэйт облокотился на дверь и сполз на пол, вытягивая ноги, и прислушивался к её немым звукам. Слышит каждый её вздох, шорох блузки от порыва ветра, шебуршание в сумке, и снова проклинает себя и собственную зависимость к той, которой он нахрен не нужен.

Никому не нужен…

Ну, может, кроме Греты, которая легла на пол перед ним, словно чувствовала все терзания хозяина и пыталась забрать себе все мучения. Собаки верны. Они не обладают высшим разумом, но намного больше человечны, чем сами люди. Людям стоит научиться искренности у них. Животные не лгут.

Картер смотрит на неё, и собственная никчёмность окатывает ещё больше.

Непринятый сложенный лист проскальзывает в дверную щель, и он поворачивает голову с пустым взглядом. Ровный и аккуратный почерк, словно такой же искусственный, как и её двуличие, дополнил белую поверхность:

«Возьмись уже, наконец, за голову, идиота кусок».

Ему хочется смеяться. Истерично, непрерывно и желательно, чтобы всё это дополнили слезы. Пускай это будет такого рода «всё в порядке».

Ни черта не в порядке…

Пожалуйста, Тёрнер, просто исчезни. Пропади из памяти. Позволь научиться жить без тебя.

***

— Готова?

Маркус сидел на переднем сиденье автомобиля и изучал выражение лица Ники. Она с некой опаской смотрела на неоновую вывеску затхлого бара. Маркусу нравится, как девушка сегодня выглядит. Хороша. Распущенные волосы намного больше ей идут, чем этот чопорный хвост. Чёрная кожаная косуха и бежевый топ под ней намного лучше открывали вид на фигуру — нет, она не худышка, а имела именно «аппетитные» формы. А чёрные штаны — выигрышный вариант для стройных ног.