Птичка над моим окошком - Анна Яковлева Страница 24

– Если только ему кто-нибудь не расскажет про горький шоколад и бананы и он не научится компенсировать деликатесами дефицит серотонина. Я не скажу, – быстро добавила Августа.

– Клянись, – велела Любочка.

С самым серьезным видом положив правую руку на сердце, а левую вскинув в приветствии, Августа торжественно произнесла:

– Клянусь держать от соседа в тайне список продуктов, поднимающих настроение.

– Эх, если бы это были тайные знания, а так… Найдется кто-нибудь, кто просветит твоего самца, – вздохнула Люба.

– Моего? – Августа почему-то покраснела. – Он такой же мой, как твой.

– Ой-ой-ой, подруга? – Люба смотрела с ласковой насмешкой.

– Не выдумывай! Я вынуждена жить по соседству с этим уродом, а тебе все шуточки. На самом деле хочется им в квартиру запустить через замочную скважину газ «Норд-ост» какой-нибудь. Кстати, это он же и подбросил идею, когда я еще не знала, что он – мой сосед. Правда, он предлагал удушающий газ. Забавно, да?

– Забавно другое. Парень-то с выдумкой. Как его зовут, не знаешь?

– Матвей.

– Хм… – Любочка вытянула шею и наклонила голову набок, став похожей на сороку, высматривающую блестящий предмет, – Матвей и Августа. Сергей и Августа.

– Это ты о чем?

– Ну, говорят же, что имена должны сочетаться. По-моему, Сергей лучше сочетается с Августой, а?

Любочка впервые решилась заговорить прямо о своем брате – это было неожиданно, Августу охватила паника. Терять подругу из-за ее неуемного желания сбыть утиль не хотелось, но и сдаваться было глупо. Если она раньше устояла, когда жизнь фигу показывала, то теперь-то тем более не поддастся.

«А что, собственно, в твоей жизни изменилось? – подал голос скептик. – Ты получила наследство, или тебя повысили, или у тебя появился богатый попечитель?».

Нет. На все вопросы ответ – нет. Никто не появился.

Ничего не случилось, кроме неприятного соседства. Это примерно то же, что обнаружить в постели клопа.

Так что сосед – нет. Нет, нет и нет.

Тогда, может, все-таки Сергей?

С гастритом, неподтвержденным простатитом и геморроем?

Уж лучше вековухой всю жизнь прожить, чем выйти замуж за персонального пациента, подумала Ава. Она так долго молчала, что Любочка без слов все поняла.

… Лифт не работал, и Ава поплелась наверх своим ходом.

Откуда-то сверху доносился гул голосов.

Наверху что-то происходило. С каждым лестничным пролетом очевидней становилось, что происходило на их, пятом этаже. Августа поддала скорости, с языком на плече преодолела лестничный марш перед своей площадкой и услышала ласковый баритон:

– Это же дети. Они сами разберутся, без взрослых. Или ты так и будешь всю жизнь за сына все проблемы решать?

Августа уже видела мужские ноги у порога собственной квартиры.

– А ты кто такой, чтоб мне советы давать? – ответил злобный хриплый тенор.

На лестничной площадке толклись четверо. От каждого можно было прикуривать.

Сердце Августы испуганно подпрыгнуло: будто выведенный на расстрел, на резиновом коврике под дверью казанской сиротой стоял Данька, маленький и потерянный.

Спокойный баритон принадлежал одиозному соседу – Матвею. А этому что здесь нужно?

Второй был невысокий и крепкий, с длинными руками, шишковатым черепом, близко посаженными глазами и большим ртом. Примат – тут же окрестила мужика Августа и перевела взгляд на незнакомого всклокоченного подростка – уменьшенную копию большого Примата. Глаз у парнишки заплыл, и общий вид намекал на неудачный спарринг.

– Так. Что здесь происходит? – В подобных случаях Августа действовала по принципу: лучшая защита – нападение.

– Это твой недоносок? – угрожающе начал папаша и с силой ткнул Даньку в грудь.

Данька не удержался на ногах, привалился спиной к двери, дверь качнулась, уходя в глубь квартиры, и Данька плавно приземлился на пятую точку.

Брат еще не коснулся пола задним местом, а Августа уже коршуном метнулась и оттолкнула папашу:

– Руки убери от ребенка!

Примат перехватил ее запястье и больно сжал.

– Отпусти девушку. – Матвей сверлил папашу глазами до тех пор, пока тот не разжал кулак.

– Тюряга плачет по твоему братцу, не умеешь воспитывать, нечего было в опекунши лезть. Ничего, детдом сделает из него человека, – пообещал мужик.

– А также армия и тюрьма, – подсказал Мотя.

– Помолчи, – в пылу Августа не заметила, как перешла на «ты», – вообще иди к себе.

От мужского Данькиного баска, пробивающегося с начала лета, не осталось и следа. Чувствуя поддержку, Данька поднялся с пола и приготовился зареветь.

– А пусть не обзывается, – пискнул он.

– Байстрюк, – вякнул сынок Примата и пнул Данькину ногу. Последовал ответный пинок и короткая рукопашная.

– А ну-ка, прекратите! – Августа принялась оттаскивать вражененка за шкирку, а Примат ринулся отрывать от сына Данькины кулаки.

– Вот! Все слышали? – прорыдал Данька, выпуская противника.

– Не трожь сына! – угрожающе предупредил Августу папаша.

– Спокойно, мужик, побереги силы. Они тебе понадобятся, – весело попросил Матвей агрессора.

Августа бросила на соседа полный глухого отчаяния взгляд.

– Помолчи, а? – прошипела она.

«Если они сцепятся, у этого дурака точно разойдутся швы, – пронеслось где-то на периферии сознания, – помощничек на мою голову».

Если бы не сосед, она бы погасила конфликт в зародыше, как делала это всегда.

Никакой пользы от соседа не было, наоборот – он только нагнетал обстановку.

Растолкав всех, Августа прикрыла Даньку спиной. С пылающими щеками и трепещущими ноздрями она была просто неотразима, Матвей глаз оторвать не мог.

– Воспитывайте своего сына, а я сама разберусь, – воинственно задрав подбородок, бросила в лицо Примату Ава.

– Семейка Адамс! Психи! – поскуливал со ступенек обезьяний сынок.

– Сам псих, – отбил подачу Данька, – и справка есть.

– А у тебя волчий билет будет, – пообещал Даньке папаша и снова переключился на Августу: – Таких, как твой щенок, нужно в колонии воспитывать, чтоб нормальным людям спокойно жилось.

– Кто нормальный? Ты нормальный? – поразилась Августа.

– В общем, так, – произнес в заключение Примат. – Или я подаю на твоего недоноска в суд за нанесение тяжких телесных повреждений, или ты оплачиваешь моральный вред и вред здоровью.

Как ни зла была Августа, она обратила внимание на последовательность возможных издержек. Здоровье сына волновало иуду папашу меньше, чем собственное самолюбие.