Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш Страница 24

Юлия Андреевна – дама чуть за сорок, ум в глазах написан. Историю Ильи она уже знала – Забалуев рассказал, да и городские события такого масштаба она отслеживала.

– И вы, Илья Александрович, были в отъезде? – Она прямо в душу ему смотрела.

– Да, для меня все произошедшее – новости не из приятных, сам обо всем только сегодня узнал. Не знаю, что делать.

– Что делать… что делать… – Она думала вслух, произносила этот извечный вопрос, будто пыталась найти ответ на него. – Знаете что, я попробую узнать, что они говорят, ваши компаньоны. Завтра. И мы решим, что вам делать дальше. Звоните мне завтра. А сегодня будьте осторожны. Вас, правда, никто не ищет. Пока… Более того, следователь в курсе, что вас в эти дни не было в городе, но осторожность не помешает.

Это он и сам знал. Ему нужно было где-то провести эту ночь, выспаться и подумать обо всем. Он сел в машину. Как странно, в городе, где он родился, где у него столько друзей, одноклассников, родственников, наконец, ему некуда пойти. Он ощутил, как далек от всех со своими проблемами. Он никому не мог ничего рассказать. Забалуеву? Ему было жаль старика. Он и так сделал для него все, что мог. Не надо его тревожить лишний раз. А больше ни с кем он не мог об этом говорить.

Одиночество. Один ночью.

Ночь была белая. Совсем не похожи архангельские белые ночи на питерские. Питерские – лишь бледная копия настоящих северных. Впрочем, и в них своя прелесть. И все это из-за того, что случаются эти ночи в удивительном, призрачном городе, в котором словно большие уставшие птицы поднимают свои крылья мосты, а шпили и купола на фоне чуть темнеющего неба выглядят загадочными.

Но Илья всегда смеялся, когда ему говорили про то, как сказочны июньские ночи в городе на Неве. Ему больше по душе были те, что помнились с детства, когда не то что «одна заря сменить другую спешит…», а когда солнце ходит по кругу, почти не прячется. В такие ночи не думается об одиночестве. Они яркие и нарядные, эти северные ночи, как праздник.

Илья ехал медленно по городу, прошивая насквозь эту настоящую белую ночь. А навстречу ему шла, помахивая сумочкой, она. Илья притормозил, остановился. Она перешла на другую сторону дороги, остановилась, сняла туфельку и, прыгая на одной ножке, вытряхнула из нее песок.

– Привет! – сказал ей Илья.

– Привет! – ответила она, покосившись на него.

Симпатичная. На шее – голубой шелковый шарф, юбка короткая, в складку, кофточка пестрая. На щеке – родинка, и глаза с прищуром, в ресницах длинных, будто стрелочки. Смотрит и смеется!

– Узнал?

– Нет… – Покровский честно признался.

– Эх ты! А говорил, что никогда не забудешь!

– Стоп! Лилька?!

Ну!

– Лилька!!!

Илья выскочил из машины и подхватил ее, легкую и тоненькую.

– Лилька!!! Если б ты знала, как ты меня спасла!

– От чего?!

– A-а, не спрашивай! Рассказывай, где ты, что и как?

С Лилькой Царьковой у Ильи был офигенный роман. В пионерском лагере… Ну да, им было по пятнадцать лет. Но целовались, как совершеннолетние, до одури. И больше ничего. А потом потерялись. Пару раз встретились в городе, но обстановка уже не располагала – даже не прикоснулись друг к другу.

И вот – Лилька. Взрослая. Какая-то потусторонняя этой призрачной ночью. Солнце спряталось за трубы, и оттого ночь стала призрачной. На минуту ровно. И тут же снова яркое и жаркое светило высунулось и растеклось по крышам. И Лилька засияла, засверкала своей хорошо сохранившейся молодостью и беззаботностью.

– Лилька, а ты… свободна?

– Ну… до пятницы я совершенно свободна, Винни-Пух!

– Тогда давай завалимся куда-нибудь, а? Посидим, повспоминаем?!

– А давай – ко мне?

– К тебе? – протянул нерешительно Илья. – А меня там брат или батя твой не встретит с колом?

– Ох, Покровский! Ты забыл, сколько времени прошло! А я уже большая девочка и живу совершенно самостоятельно. Ну что? Все еще боишься бати или брата?

– Нет, не боюсь уже! Поехали, мое спасение!

Лилька хотела любви. Как все – большой и чистой. Она поминутно спрашивала Илью:

– Ты меня любишь? Ты любишь меня? Ну, скажи – любишь?!

Она хотела, чтобы он ей врал, и он врал:

– Люблю. Конечно, люблю.

– И мы будем вместе?

– Будем. Конечно, будем.

Глупо? Конечно, глупо. Но он в эту ночь своего одиночества – а он и с Лилькой был одинок! – готов был врать, лишь бы ощущать ее рядом, такую теплую, живую, так желающую любви. Он ничего ей не рассказывал, но мысленно поделился своими проблемами. Она молчала. Слушала. А потом тихо спала, разметавшись во сне на низкой тахте, застеленной огненно-красным бельем. Белая, словно птица, с запрокинутой головой, на огненно-красном. Как в огне…

Утром он был хмур, и она это его состояние приняла на свой счет. Она виновато улыбалась и не стремилась допытаться, что с ним. Только губу закусывала от обиды и спросила, когда уходил:

– Ты вернешься?

– Не знаю, – сказал, как камень с горы уронил, и камень этот понесся вниз, сметая все на своем пути. И ее, Лильку, тоже смел, разметал – следа не осталось.

«Сволочь я! Ну, какая же я сволочь! – сокрушался Илья, сидя в машине. – Она-то при чем? Хоть бы, уходя, сказал, что настроение у него такое не из-за нее, а из-за проблем. А то ведь она все на свой счет приняла! А чем она виновата? Тем, что одиночество его не смогла развеять? Так его теперь никто не развеет. Это в радости сопричастных море. А проблемы делить… И не хочет никто, да и сам не позволишь…»

Было утро, и звонить адвокату было рано, и Илья знал, что до того, как они созвонятся, ему предстоит пережить много томительных часов. И он настраивал себя на ожидание. Попробовал читать – не читалось. Музыка раздражала. И тогда он уехал в лес, устроился поудобнее за рулем и попробовал подремать.

Он снова и снова прокручивал в голове все, что случилось, пытался понять, почему его друзья поступили так, а не иначе. Ведь все было продумано: ливанцы привозят деньги, отдают их, и привет! Зачем им понадобилось их убивать? Что во всей этой истории пошло не так? Неужели элементарная жадность? Неужели один миллион двести тысяч долларов, разделенные на троих, – это мало? Конечно, на двоих делить любую сумму лучше. Но они же вроде компаньонами были… И даже больше: друзьями называли друг друга… А может быть, что-то пошло не так, как хотелось? Может быть, у них просто выхода не было?

У них, может быть, выхода не было, а у Ильи ответов на все эти вопросы не было. Макс и Митя, конечно, все знали, и, может быть, адвокату удастся узнать истину. Дожить бы только до этой минуты.

Илья выдержал почти до вечера, и когда, по его мнению, у адвоката закончился рабочий день, он потихоньку двинулся в город.