Драконам слова не давали! - Ева Ночь Страница 24

— Зачем вы поднялись сюда? Здесь ветер. А вы из душа. У вас вон глаза нехорошо блестят.

— Побудь ещё немного. Тебе же нравится, — возражаю, подталкивая её к защищённому тентом уголку, где стоит уютный диванчик, пластиковые стулья и овальный столик. Но Лунина как трактор.

— Давайте, кыш отсюда! — толкает меня плечом неожиданно сильно. Я, покачнувшись, делаю шаг назад. Какой коварный удар! Но ей хватило этого секундного замешательства, чтобы вытурить меня на лестницу.

Я хватаю её за плечи, пытаясь сохранить равновесие и не покатиться вниз. Она слишком близко. У неё взлохмаченные волосы и сердитые глаза. И ресницы, как у плюшевой игрушки. Не знаю зачем, провожу большим пальцем по её нижней губе. Она затихает на моей груди. Тёплый взъерошенный голубь. Я слышу, как бьётся её сердце. Часто-часто, по-птичьи. Хочется почувствовать её прохладные лапки на своём горячем лице.

Ника, словно угадав, впечатывает ладонь в мой лоб. Боже, как хорошо!

— Вы опять горите! — бурчит сердито. — Давайте-ка в постель!

Да. В постель. С ней. На прохладные простыни. Смотреть, как она извивается подо мной. Выгибается. Обвивается лианой. Стонет. Умоляет. Кончает.

Поверх её головы смотрю на кусочек крыши и цепляюсь взглядом за нежно-розовые бутоны цветущих ампельных роз. Кажется, именно такие я видел во сне. Дедушка Фрейд аплодирует стоя.

— Дмитрий Иванович! — откуда-то издалека её голос. — Пойдёмте. Берёт меня за руку и тянет за собой. Вниз.

— Слушай. Лунина. Может, перейдём на «ты»? Мы вроде не на работе.

— О, нет, — фыркает она, — лучше не начинать, чтобы не путаться.

— Почему? — упрямлюсь я. — Ты видела меня голым.

— Железный аргумент, — смеётся, качая головой. — Мало ли, кого я видела голым? Это не повод переходить на «ты». Но я была бы не против, если бы вы звали меня по имени.

Она затаскивает меня в спальню, а я напряжённо думаю, кого она ещё могла видеть голым. На других мыслях сосредоточиться не получается. В висках — ядерные взрывы с грибными головками.

— Где у вас чистые простыни? — спрашивает, усаживая меня на стул. Машу рукой в сторону шкафа и наблюдаю, как она деловито сдирает старую и, выбрав, стелет новую. Оглаживаю взглядом её задницу под пышной юбкой. Почему-то меня совершенно не раздражает её кричаще-дешёвый наряд. Может, потому что она в нём напоминает балерину? Ну, с большой натяжкой, конечно. Но я легко могу это представить.

Руки её двигаются споро и ловко. Интересно, есть ли хоть одно дело, которое бы она делала плохо? Ника Лунина — мешок, полный талантов и сюрпризов. Она укладывает меня как ребёнка. И не хочется ей сопротивляться. Снова щупает лоб. Убегает. Появляется с лекарствами. Меряет температуру — она даже градусник купила. Хмурит брови, разглядывая цифры. Снова исчезает. Возвращается со стаканом и заставляет пить какую-то гадость. Но я пью. Я бы даже сейчас яд из её рук принял. Мир кружится каруселью, и так приятно закрыть глаза.

Она тормошит меня, и я с трудом открываю чугунные веки.

— Вам надо много пить, Дмитрий Иванович, — приподнимает меня, ловко поправляет подушку, заставляя сесть. — Я тут лимоны у вас нашла. Вы уж простите, пришлось в холодильник заглянуть. Сделала напиток, — суёт в руки чашку с какой-то горячей бурдой. Но я и впрямь мучаюсь от жажды, поэтому припадаю сухими губами к питью.

В это время раздаётся звонок в дверь.

— Гони всех в шею. Меня нет, — бурчу зло, понимая, что за дверью кто-то из своих: мимо Екатерины Порфирьевны муха чужая не пролетит.

Ника качает головой. Она тоже понимает. Я вижу это по её глазам. Откуда у девочки на побегушках такой богатый жизненный опыт? Она уходит и возвращается с Ильёй.

— Ну нифигасе, — свистит он, рассматривая меня со смесью иронии и беспокойства в глазах. — Железный Дровосек свалился. Неужели?

— Не рад тебя видеть, — пресекаю его ёрнические прыжки.

— Да не больно-то и хотелось, брателло, — Илья приподнимает бровь. — Я за Никой приехал. Вещи ей привёз, — он оборачивается и трясёт пакетом: — Переодевайся, Ник. И поедем. Я тебя домой отвезу.

Так и хочется вскочить, и дать в глаз. Нет, отвесить затрещину, чтоб аж дёрнулся. Или пнуть под зад.

— Расслабься, Дим, — похлопывает меня по плечу Илья и выдирает из рук намертво зажатую полупустую чашку. — Лечись лучше давай.

Он разваливается на стуле. Несёт какую-то чушь. И я замечаю, что Ники в комнате больше нет.