Еще один шанс - Сюзанна Кэри Страница 24

Наверное, я полюбил ее в тот день, когда она впервые появилась в кабинете Большого Джима — совсем юная студентка юридического факультета, которую взяли помочь на лето, вспоминал он.

Она была такой умной и красивой, с огромными зелеными глазами, светившимися наивностью, которую ей не удавалось скрыть. Он не мог отрицать, что его взгляд привлекли также ее узкие бедра и округлость груди. Ее привлекательность сработала как сильнодействующее средство.

Теперь она стала для него всем. Их этнические различия были лишь приятно возбуждающим фактором, эротической глазурью на торте. И все же где-то в глубине души он гордился ими. Стоило ему представить себе, как это будет выглядеть, когда в пламени их первой любовной игры его тело цвета меди сольется в едином сплаве с ее прелестной белизной, и он почувствовал, что с трудом сдерживает себя.

Они дошли до места, где река подходила совсем близко к северной стене каньона, и он без церемоний взял ее на руки, чтобы перенести через небольшую мелкую бухточку с ледяной водой, отделявшую их от тополей, под которыми их ждал свадебный хоган.

Костер в лагере, где они поклялись друг другу в вечной верности, лишь мерцал вдали красноватым огоньком. Здесь царила только луна, да вспыхнула спичка, зажженная им, чтобы осветить вход в маленькую хижинку из веток и глины, в которую направил их его прадед.

Оглядевшись, Кира увидела лишь несколько сотканных вручную одеял, набросанных на земляном полу, очаг с охапкой веток и отверстие для дыма в потолке, сквозь которое виднелись звезды. Мы заснем, завернувшись в эти одеяла, после того, как израсходуем каждую каплю нашей энергии, занимаясь любовью, подумала она.

— Дэвид, — позвала Кира, не удержавшись.

— Я разожгу огонь, — отозвался он охрипшим голосом, стягивая потертые сапоги из тисненой кожи. — Как только он разгорится, мы сможем раздеться. Мне не хочется, чтобы сумерки поглотили дрожь наших тел или скрыли хоть одну мурашку на коже.

Когда он наклонился, чтобы разжечь сучья и ветки, Кира вспомнила, как несколько раз в арендованном трейлере, где он жил, когда ухаживал за ней пять лет назад, они были до боли близки к тому, чтобы заняться любовью. Теперь ничто их не удерживало. Они взлетят к самым звездам. Дэвид наполнит собой самые потаенные уголки ее тела, взорвется внутри нее сверхновой звездой.

Неожиданно она подумала, что вряд ли он взял с собой в ущелье средство предохранения, и это возбудило ее еще больше. А если и взял, я не хочу, чтобы он им воспользовался, говорила себе она. Я хочу стать почвой для семени его желания, добровольной бороздой для его плуга.

От одной этой мысли она ощутила в теле огонь и дрожь.

Костер разгорался, посылая ароматные завитки дыма вверх, к небольшому отверстию в крыше. Выпрямившись, Дэвид взял ее за руки и погладил кончиками пальцев ее ладони. Легкое, но волнующее прикосновение лишь усилило ее страстное желание.

— Кира, милая, если бы ты знала, как часто я лежал без сна на своем ранчо или на койке в автофургоне, когда ехал куда-то по долгу службы, и думал о тебе, — признался он, снимая ритуальное ожерелье и откладывая его в сторону. — Не могу перечислить, сколько раз я представлял нас под водопадом Хавасу, когда течение закружило твой лифчик, а я ласкал твою грудь. Давай разденемся, чтобы увидеть друг друга полностью.

Кира тоже сняла ожерелье, а затем и остальную одежду. Ее упругие груди буквально ослепили Дэвида.

— О, Женщина в Белой Скорлупке, если ты думаешь, что я не притронусь к тебе в брачную ночь, то ты не в своем уме, — ощущая быстро нарастающее возбуждение, пробормотал он и быстро снял рубашку, обнажив мускулы, выступающие на груди и руках.

В ответ на его вопросительный взгляд она расстегнула ремень на джинсах, потянула книзу «молнию». Через секунду она уже снимала их. Затем последовали ее кружевные трусики, увенчавшие ворох одежды на полу. С сердцем, переполненным любовью, она предлагала ему свою наготу.

Сгорая от желания обладать ею, соединиться с ней так крепко, чтобы никакая беда не смогла бы разлучить их, Дэвид в мгновение ока скинул свои джинсы и трусы, предлагая ей взамен любоваться стройными бедрами и прекрасным символом своей мужественности. При виде его прекрасно сложенного тела у Киры подкосились ноги.

— Дэвид, — выдохнула она, соединяя в одном слове мольбу и приглашение.

— Мы овладеем друг другом, не беспокойся, — заверил он, прикладывая свои ладони к ее, так что их пальцы соприкасались.

Если бы он взял ее сейчас, без неторопливого сладкого приглашения, он бы, наверное, выстрелил, как ракета. А она могла оказаться неготовой сопровождать его в этом взлете. Конечно, он мог бы удовлетворить ее позже. Или постараться взять ее с собой во втором заходе.

Но он не хотел, чтобы так было в их брачную ночь. Ему хотелось, чтобы их первый экстаз был взаимным и одновременным — медленным, сладким подъемом к немыслимой высоте, мучительным и совершенным. Он приложит к этому все силы.

Самым надежным способом обеспечить такой результат было любить ее старинным способом, предполагающим самое эротичное и одновременно духовное слияние, какое только доступно мужчине и женщине.

Дэвид опустился перед ней на колени на брачных одеялах и взял в руки ее груди. Кира ахнула от удовольствия, когда он стал целовать нежные розовые бутоны. Интимные ласки незамедлительно посылали сообщения в самые отдаленные уголки ее тела.

— Дэвид, Дэвид, я так тебя хочу, — сказала она ему с мольбой, задыхаясь и запуская пальцы в его прямые темные волосы, когда он стал целовать ее пупок. — Пожалуйста, люби меня.

Он тоже хотел этого — так сильно, что еще секунда, и он сгорит дотла. Но вдруг он вспомнил об одном упущении. Он был уверен, что теперь они встретятся лишь в зале суда, поэтому средство предохранения, которое он просто на всякий случай захватил в маленький мотель в резервации, где они провели предыдущую ночь, теперь отсутствовало. Наутро после их размолвки он достал его из кармана джинсов и бросил в мусорное ведро в мотеле. Так что он не мог предложить ей никакой защиты.

Хотя это была их брачная ночь, он не решался осуществить последний шаг. Его прадед предупредил его, что, как только они покинут ущелье и вернутся к обычной жизни, Кира может не вспомнить ни один из супружеских обетов. Зато она вполне может вспомнить о таинственном препятствии, которое отказывалась обсуждать с ним. Нельзя и думать о том, чтобы в таких обстоятельствах обременить ее ребенком.

— Я не смогу сделать этого, малышка, — сознался он с болью в сердце. — Я и мечтать не мог, что ты последуешь сюда за мной. Или что ты захочешь стать моей женой. Я не взял ничего для предохранения.

К его удивлению и восторгу, она, оказывается, предвидела эту ситуацию. И разрешила ее с беззаботностью любящей женщины:

— У меня было сильное подозрение, что это так и будет, — призналась она. — И я готова рискнуть. Если результатом сегодняшней ночи явится ребенок, то он принесет мне величайшее счастье.