Ранчо - Даниэла Стил Страница 23

Днем она вышла прогуляться. Медленно бредя по улицам, представляла,как Алиса путешествует с друзьями, как Билл трудится в Лондоне. Мэри Стюартразмышляла над тем, что знала давно, но в чем боялась себе признаться: рано илипоздно она останется одна. Но теперь она понимала и то, что жизнь на этом некончается. Ей предстояло самой во всем разобраться, а главное – наконецпримириться с тем, что совершил Тодд. Таня права: нельзя все время прятаться,тем более от себя. Возможно, случившееся произошло и не по ее вине. Хватитдумать об этом и казнить себя – нельзя позволить смерти сына превратиться вудавку на ее шее.

Вернувшись домой, она вдруг вспомнила о том, что давнособиралась сделать, но не хватало храбрости. Лучше бы не браться за это водиночку, но теперь пора.

Она распахнула дверь комнаты Тодда и на какое-то времязастыла. Потом раздвинула занавески и подняла жалюзи. Впустив в комнатусолнечный свет, она села за его стол и принялась выдвигать ящик за ящиком.Просматривая бумаги сына, она чувствовала себя непрошеной гостьей. Здесь лежалиписьма, старые дневники и контрольные работы, памятные мелочи из детства,пропуск в принстонскую столовую. Затем, борясь со слезами. Мэри Стюарт вышла вкухню за коробками. Набивая их вещами Тодда, она горько и безутешно заплакала.Дав волю слезам, Мэри Стюарт почувствовала облегчение.

Она провела в комнате сына не один час. Все это времятелефон молчал – Билл так и не позвонил. Он должен был приземлиться в два часаночи и где-то в половине четвертого прибыть в гостиницу...

Комната опустела. Мэри Стюарт убрала всю одежду сына, оставивнемногое, вроде его старой бойскаутской формы, любимой кожаной куртки, свитера,который сама связала. Остальное решила раздать, а бумаги С книгами переправитьв подвал. Все его школьные и спортивные призы она разместила на одной полке,надеясь со временем найти для них место. Забрав из комнаты фотографии, онаразнесла их по всей квартире, будто специально оставленные Тоддом в память осебе. У себя в комнате она поставила самую лучшую семейную фотографию, еще однуотнесла в спальню Алисы.

Мэри Стюарт закончила только к двум ночи, затем ушла в своюбелую кухню и застыла там, глядя в темноту за окном, чувствуя сына рядом, видяего лицо, глаза, отчетливо слыша его голос. Иногда ей начинало казаться, чтоона его забывает, но она знала, что этого никогда не случится. Тодд был для неенесравненно большим, чем оставшиеся вещи. То, что не имело значения, ушло, носамое главное осталось с ней.

Она вернулась в комнату сына, сняла с кровати темно-зеленоепокрывало и убрала в шкаф с мыслью сдать в чистку, потом подумала о том, чтонадо бы сменить шторы, – раньше не замечала, как они выгорели. Находиться здесьей было невыносимо: комната теперь выглядела пустой и тоскливой, хотя изаставлена коробками. Можно подумать, что сын куда-то переезжает. На самом делеон уже съехал... С уборкой его вещей она опоздала на целый год.

Медленно бредя в спальню, она вспоминала все случившееся заэтот год. Как далеко они зашли и как им всем теперь одиноко! Алиса в Европе –правда, с друзьями, Тодда нет, Билл в Лондоне. Она долго смотрела на фотографиюсына. Какие у него были большие, ясные, сверкающие глаза, как он смеялся, когдаона его фотографировала... Будто все еще слышит его смех: «Давай же, мама,скорее!» Он дрожал, замерзнув в мокрых плавках на Кейп-Код. Сначала делал вид,что душит сестру, потом кинулся от нее через пляж с лифчиком от ее купальника.Алиса устремилась за ним, прижимая к груди полотенце и визжа. Казалось, с техпор минуло тысячелетие.

Мэри Стюарт легла спать лишь спустя несколько часов. Ейснилась семья: Алиса, доказывавшая что-то и качавшая головой; Тодд,благодаривший ее за то, что она собрала его вещи; где-то далеко – Билл,плетущийся прочь. Она позвала его, но он не оглянулся...