Последняя из рода Болейн - Карен Харпер Страница 23

— Мари, entrez ^[59]. — Мария сделала реверанс и присела на маленькую молитвенную скамеечку у ног королевы. — Что сегодня происходит за нашими стенами, ma demoiselle? ^[60]

— Я не выходила сегодня из покоев, Ваше величество, — безыскусно отвечала Мария.

— Но из окон небо выглядит все таким же хмурым, Мари?

— Oui, Ваше величество.

— Тогда что мне толку пытаться впустить сюда немного света прежде, чем пожалуют матушка моего дорогого супруга и милейшая Маргарита? Я вот лежу, собираюсь с силами для беседы. — Королева говорила больше для себя, чем для слушательниц. — Вы же знаете, они вносят столько живости, а у меня ее в последнее время, кажется, ни капли не осталось.

Тем не менее она приказала распахнуть внутренние ставни, и комната наполнилась бледным светом хмурого дня. Королева встала, чуть покачиваясь, и пробормотала, не обращаясь ни к кому из присутствующих особо:

— А мой бедный Франциск! Как он сердится на такую погоду! Ему всегда нужно чем-то заниматься, ему необходимы перемены. А этот ужас с выборами нового императора Священной Римской империи! Я ежечасно молюсь, чтобы выбор пал на моего супруга.

Королева, словно почувствовав приближение Луизы Савойской и Маргариты, повернулась к двери как раз в ту минуту, когда обе дамы стремительно вошли в ее покой. На Маргарите было бархатное платье огненного цвета, окантованное где только можно либо золотистым атласом, либо снежно-белым в черную крапинку горностаем. Более полная и сдержанная Луиза была одета в роскошное бордовое платье с тяжелым златотканым, горевшим самоцветами поясом и тяжелыми нитями жемчугов на груди. Каждая из гостий заботливо взяла королеву Клод за руку. Мария и две другие дамы отступили к стене — королева настаивала, чтобы при ней неизменно находились несколько фрейлин. Царственные же особы составили тесный кружок у очага. Несмотря на то что королева вновь села и старалась держаться прямо, ее спина была похожа на согнутый лук, тогда как две ее гостьи напоминали Марии тугие тетивы, с которых готовы сорваться тучи острых стрел.

— Бедная Клод, дочь моя, — начала своим гортанным голосом Луиза Савойская, — как поживает принц, которого ты носишь?

— Он ворочается и сводит меня с ума, матушка, — отвечала свекрови Клод, и Мария поразилась той кротости, с какой королева разговаривала с этими гостьями.

И в Маргарите, и в королеве-матери Мария без труда узнавала длинноносого черноглазого Франциска, и в каждой из них была глубоко спрятана взведенная пружина царственной воли.

— А как поживает в эти дни мой супруг? — спросила королева. — Очень ли заботит его мантия императора, которая должна принадлежать ему по династическому праву?

— Oui, oui, он весьма этим озабочен, — быстро проговорила Маргарита на своем певучем французском. — Но если кто и способен склонить на нашу сторону этих жалких германцев, располагающих голосами ^[61], так это королевский посол Бонниве. Папа уже за нас, мадам, но эта волчица, Маргарита Австрийская, ненавидит весь наш род. Ах, если бы мне только до нее добраться — я бы ее задушила за вечные козни!

У Марии закружилась голова при упоминании имени ее первой царственной покровительницы, добрейшей эрцгерцогини Маргариты. Ей было совершенно не понятно, с чего милой старушке так ненавидеть Франциска. Надо не забыть спросить об этом отца, если у него найдется время на объяснения.

— И деньги, мадам, еще одно затруднение — деньги, — продолжала Маргарита, оживленно кивая головой, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Миллионы франков, а банкиры все норовят отвертеться от займов. Это королю-то Франции!

— Я благодарна за то, что родственницы моего дорогого государя способны поддержать его в делах управления. — После горячности Маргариты голос Клод звучал вяло и бесцветно. — Я часто не имею возможности помогать ему в его начинаниях.

— Но так и должно быть, милая дочь моя, — ответила на это Луиза Савойская. — Твоя поддержка государю проявляется здесь, в любви и заботе о его детях. Так и должно быть, — медленно повторила она.

— Я и сама отдаю этому предпочтение перед всеми иными королевскими обязанностями, ибо какой в них смысл, когда у du Roi есть вы и Маргарита?

Луиза Савойская молча кивнула, как бы закрывая эту тему, но тут в разговор снова вступила Маргарита.

— Поскольку ты спросила, сестра, скажу, что Франциск в последнее время весьма не в духе. Его беспокоит позиция Англии, а еще — и тебе об этом приятно будет узнать — он совершенно охладел к своей «даме», этой надутой Франсуазе дю Фуа. Уже давно пора ему было разглядеть, что собой представляет эта женщина.

— Право, Маргарита! Сомневаюсь, что наша милая Клод желает — в ее-то положении — выслушивать дворцовые сплетни…

— Но ведь вы тоже недолюбливаете эту женщину, матушка, она вам никогда не нравилась, — возразила Маргарита, поигрывая своими темными кудрями. — Эта белоснежная богиня что-то уж слишком увлеклась Бонниве и теперь пожинает, что посеяла. — Принцесса издала резкий отрывистый смешок. — Возможно, отчасти поэтому Бонниве и был назначен полномочным послом короля в Германии, подальше от сетей этой дамы.

— Помолчи, mignonne, — упрекнула ее мать. — Ты так поглощена мыслями о Гильоме де Бонниве, что напрашивается вопрос: тебя-то что интересует в нем? — Луиза нахмурилась и покачала головой.

Мария вдруг вспомнила: действительно, не раз поговаривали о том, что принцесса Маргарита давно уже неравнодушна к Бонниве, хотя замужем она за Алансоном.

— Как бы то ни было, — вставила неугомонная Маргарита, бросив украдкой быстрый взгляд на свою раздосадованную матушку, — наш roi du soleil ^[62] заскучал и утратил душевное равновесие, а погода не такова, чтобы сражаться на турнире либо устроить охоту на оленя или вепря.

Клод слушала все это с безразличием, и Мария, хотя и не видела лица королевы полностью, ясно представила себе ее ничего не выражающий взгляд и водянистые глаза, один из которых косил.

— Нам пора уходить, милая Клод, — прервала Луиза Савойская неловкое молчание. — Я бы хотела по пути задержаться в детских покоях.

— Разумеется, — учтиво ответила Клод, медленно вставая из кресла вслед за гостьями. — Вчера я навещала их, все было хорошо, а дофин уже говорит чуть ли не целыми фразами. Мне сказали, что первыми его словами были du roi. Очень уместно, вы не находите?