Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч Страница 23

– Надо же, ты о нем слышал? И да, в зале все были в гавайских рубашках. Я ходила туда с мамой.

В нас полетели брызги, и мы нагнулись. Многие ребята в пьяном угаре играли в Марко Поло, и Марко все время выбирали на роль – да, Марко. И им явно было слишком весело.

– Хорошо, любимый фильм.

– Ты будешь надо мной смеяться.

– Не буду. Обещаю.

– Ладно. «Грязные танцы».

– «Грязные танцы»… – Он откинул назад голову. – А, точно! Этот ужасный фильм из восьмидесятых, в котором Патрик Суэйзи играл учителя танцев.

Я плеснула в него водой:

– Он не ужасный! И откуда ты о нем так много знаешь?

– Две старшие сестры.

Он придвинулся ко мне, и наши плечи и бедра соприкоснулись. Наверняка, лизни я батарейку в девять вольт, ощущения были бы те же самые.

– Значит, ты бегунья, родом из чуть ли не самого классного города Америки, любишь отстойные фильмы, однажды потеряла сознание, когда каталась на сноуборде, и никогда не пробовала суши.

– И скалолазание.

– И скалолазание.

Эдди, ты оказалась совершенно права! Я взглянула на Томаса. Наверняка она еще долго будет повторять: «Я же говорила!» Кто бы мог подумать, что такие красавчики существуют? К тому же он только что обнял меня за талию. Как бы невзначай.

– Почему ты сюда переехала? – спросил Томас.

– Чтобы пожить с отцом. Он, эм… недавно появился в моей жизни.

– Понял.

Послышался грохот, и из темноты к нам выбежал Рен:

– Половина первого!

– Уже? – Я вытащила ноги из воды, а Томас убрал руку. Я нехотя поднялась.

– Пойдем скорее. Он меня убьет! Убьет! – Рен ударил себя по груди и упал в траву.

– Не убьет, – возразила я.

– Кто? – поинтересовался Томас.

– Ее папа. Когда я в первый раз с ним разговаривал, он сказал, что у него есть пуля, на которой выцарапано мое имя.

– Быть не может. – Я подняла взгляд на Рена. – Или может?

– Я бы не удивился. – Он встал на колени, а затем поднялся на ноги. – Поехали. Нам пора.

– У тебя травинки в волосах.

Он потряс головой, как собака, и трава разлетелась во все стороны.

– Я катался по холму.

– Шведскому? – усмехнулся Томас.

– Я не спрашивал, откуда он.

– Неужели правда половина первого? – простонала я. – Может, останемся еще минут на двадцать?

Рен всплеснул руками:

– Лина! Ты хочешь, чтобы я выжил?

– Хочу, конечно. Просто не хочу уезжать.

Томас тоже встал, притянул меня к себе и уткнулся подбородком мне в плечо:

– Лина, ты уходишь слишком рано. Мне будет без тебя скучно. Ты не можешь отпроситься еще ненадолго?

Рен поднял бровь:

– Похоже, вы далеко продвинулись за последние несколько часов.

С моего лица не сходила улыбка. Я отвернулась, чтобы Рен ее не заметил:

– Прости, Томас. Мне правда пора. Он выдохнул:

– Ладно. Что ж, тогда еще встретимся.

– Ciao, tutti ^[34]! – крикнул Рен остальным. – Я отвезу Лину домой. Ее ждут к часу.

Они загалдели в ответ: «Ciao, Linas» ^[35]!

– Ciao! – попрощалась я.

– Стойте! – Марко вылез из бассейна. – А как же обряд посвящения? Она его не выполнила.

– Какой обряд? – спросила я.

– Прогулка по доске.

– Что за глупости, Марко, – простонал Рен. – Мы в седьмом классе это забросили.

– Эй, а меня в прошлом году заставили! – возмутился Оливье. – Причем в ноябре. Я себе яйца отморозил!

– Да, пусть прыгает, – добавила одна из девушек. – Это традиция.

– Она в джинсах, – покачала головой Елена. – Ètroppo ^[36] жестоко.

– Какая разница? Правила есть правила!

Томас встал подле меня:

– Если ты прыгнешь, я прыгну за тобой.

В мозгу всплыл образ промокшего до нитки Томаса.

Я повернулась к Рену:

– Ты сильно меня возненавидишь, если я сяду на скутер в мокрой одежде?

– Не больше, чем ты себя.

Я сбросила босоножки и подошла к трамплину.

– Новенькая идет по доске! – завопил Марко. Толпа разразилась аплодисментами, а я взобралась на трамплин и поклонилась. Неужели это я? Размышлять уже поздно. Я высоко подпрыгнула и ухнула в воду самой безупречной бомбочкой на свете.

Я почувствовала, что живу. Впервые за год. А может, и за всю жизнь.