Изменницы - Элизабет Фримантл Страница 23

– Господь прогневался на нас!

– Мадам, это невозможно! Ваша набожность…

Она не дала ему договорить:

– Нет! Он забрал назад нашего ребенка, Свой дар нам. Он находит нас недостаточно набожными. – Ее шепот похож на сердитое шипение Афродиты. – Нам необходимо глубже выказать веру. Нам нужна ваша помощь.

– Может быть, паломничество? – предложил кардинал.

– Нет, не то, – решительно прошептала она, и я затылком чувствовала ее жаркое дыхание. – В паломничество отправляются в знак благодарности. Мы считаем, что Господь просит нас доказать свою веру, как Авраама.

Интересно, какую именно историю об Аврааме она имеет в виду. Хорошо я помнила только одну – об Аврааме и Исааке.

В Хэмптон-Корт есть гобелен, на котором мальчик Исаак, в ужасе раскрыв рот, смотрит на своего отца, занесшего над ним нож.

– Когда будут восстановлены монастыри… – начал кардинал.

– Да-да, – перебила его королева. – Но вначале мы должны изгнать из нашего королевства всех еретиков! Тогда Господь будет доволен нами и пошлет нам наследника.

Кардинал ничего не сказал, но на его лице застыл вопрос: «Как?»

– Мы хотим схватить всех, – продолжала она, говоря с такой страстью, что слюна брызгала мне на щеку. – Всех, кто выказывает даже мельчайшие признаки ереси. И если они не отрекутся, их сожгут – всех до единого! – Королева так вцепилась в подлокотник, что костяшки ее пальцев стали похожими на белые камешки.

Мне показалось, что ее слова привели в ужас даже кардинала.

– Мадам, Господь будет доволен, если вы проявите милосердие.

– Милосердие! – снова прошипела она. – Сейчас не время для милосердия! Мы хотим, чтобы первыми сожгли Кранмера, Латимера и Ридли. Их казнь послужит предупреждением. Потом мы избавимся от остальных.

– Если таково желание вашего величества…

– Это не просто наше желание. Это приказ! Мы требуем, чтобы вы поговорили с епископом Гардинером… и Боннером. Вот человек, который знает, что делать.

– Он – один из самых стойких, мадам.

Последнее время ходило много слухов об архиепископе Кранмере. Все гадали, что королева собирается с ним сделать. Я знала эти имена. Латимер был священником моей сводной бабушки; я помнила его с раннего детства. Ридли тоже часто приезжал к нам в Брадгейт. Эти люди были близки к моей семье. Я прикоснулась пальцами ко лбу, к сердцу, к плечам.

– Ах, малышка Мэри! – сказала королева. – И вы стали стойкой католичкой после того, как казнили вашего отца-изменника и… – Она не договорила, но мне показалось, она и Джейн готова причислить к тем, без кого мир стал лучше. Она смотрела на меня с улыбкой, больше похожей на гримасу, а я боялась выпалить правду – что ее вера грязная и жестокая.

Я улыбнулась ей, склонив голову, надеясь, что она примет мой жест за знак согласия.

– Вы ведь верны мне?

Она сверлила меня взглядом, словно видела, что в глубине души я осталась протестанткой. Я не смела отвечать из страха, что дрогнувший голос выдаст меня, поэтому просто кивнула, перебирая четки.

– Кардинал, среди нас много таких, которые внешне одни, а на самом деле совсем другие. Вы думаете, Мэри тоже из их числа? – Она так больно ткнула меня в плечо, что я сжалась. – Она ведь из семьи изменников. Смотрите, как она испугалась. Как по-вашему, чего она боится?

Я боялась даже дышать, а сердце у меня билось так часто, что она наверняка это слышала. Интересно, как бы поступила Джейн на моем месте? Наверняка сказала бы правду и умерла за нее!

– Может быть, приказать Боннеру допросить ее? Боннер умеет вырывать признание даже из камня.

– Мадам. – Кардинал положил руку ей на плечо. Она посмотрела на его руку, потом на его лицо – и снова на руку. – При всем к вам уважении, она всего лишь ребенок. Мэри, сколько вам лет?

– Д-десять, – с трудом произнесла я.

– Она уже достаточно взрослая, – прошептала королева.

Из дворцовой часовни донесся колокольный звон. Кровь стучала у меня в ушах. Кардинал поерзал на месте, а королева ткнула в меня пальцем:

– Ну, бегите, Мэри. Мы хотим, чтобы кардинал исповедовал нас перед мессой.

Я спрыгнула с ее коленей и побежала к двери.

– Мэри!

Я обернулась к ней. Сердце у меня подскакивало к горлу. Я крепко сцепила руки, чтобы она не заметила, как они дрожат. Взгляд ее тяжел и суров; глаза напоминали куски стекла.

– Я за вами слежу.

Я присела, думая о том, что через несколько секунд я выйду отсюда. Только эта мысль и поддерживала меня.

– Может быть, кардиналу стоит исповедовать и вас. Вы умеете отделять зерна от плевел, верно, кардинал?

При мысли об исповеди этому человеку, который наверняка поймет, какую ересь я лелею в душе, я покрылась гусиной кожей. Заставила себя думать о Джейн и спросила себя, что бы посоветовала она: «Мышка, будь стойкой!» Каким-то чудом я набралась храбрости и ответила:

– Ваше величество, это для меня незаслуженная честь!

– Почему?

– Великая мудрость кардинала будет напрасно растрачиваться на такую, как я.

Королева презрительно фыркнула и помахала рукой, словно отгоняя муху. Я приняла ее жест за приказ покинуть их.

Передумала ли она? Не знаю.

Я со всех ног побежала в покои Кэтрин; голова у меня кружилась, когда я представляла, как меня привяжут к столбу и сожгут заживо; я старалась вспомнить, куда бежать в лабиринте коридоров Гринвичского дворца. Войдя к сестре, я увидела, что один из пажей с трудом собирает заливающихся лаем собак, чтобы вывести их на вечернюю прогулку. Когда он ушел, я сбросила верхнее платье и легла на кровать. Лежала молча, стараясь отдышаться, наблюдала за игрой света и тени в ветвях дерева за окном и старалась понять, что же только что произошло.

Под подушкой было что-то твердое; просунув под нее руку, я нащупала книгу. Это Новый Завет Джейн на греческом. Я прижала его к сердцу, вспоминая слова моей убитой сестры. И вдруг меня осенило: книгу могут использовать против нас, ведь то, о чем пишет Джейн, – ересь, по мнению католиков. Голова у меня снова начала кружиться, и я гадала, сколько у нас еще здесь вещей, способных стать нашим смертным приговором, – на первый взгляд они казались совершенно невинными. Я открыла большой сундук и положила книгу на самое дно, под платья и одеяла. Надо будет забрать ее с собой в Бомэнор, когда уеду, – я надеялась, что меня скоро отпустят.

Пришла Кэтрин; увидев меня, она спросила:

– Мышка, что случилось? Ты белая как привидение. Ты нездорова?

Я попыталась объяснить, что случилось; говорила быстро и путано. Она подсунула свой мизинец под мой и утешала меня, как младенца: