Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц Страница 23

Пока у Джиджи не было ответа на этот вопрос, но не исключено, что уик-энд в горах поможет ей найти этот ответ. Зака трудно было по-настоящему узнать в его родной стихии, потому что он вечно отдавал распоряжения, его всегда окружали люди, он всегда был начальником, боссом, лидером, но на лыжах он будет другим. Он будет самим собой. Или почти. Джиджи особенно пронзило то, что он, как выяснилось, тоже не умеет кататься, так что они будут в одинаковом положении.

«Где-то я дал промашку», – с досадой подумал Зак, пропуская мимо ушей болтовню Пандоры. Он намеревался в машине сидеть сзади вдвоем с Джиджи, любуясь зрелищем восходящей над снежными просторами луны и давая возможность Нику и Пандоре на переднем сиденье развлекать друг друга. И тогда Джиджи, по крайней мере, позволила бы ему взять ее за руку. Но случилось так, что Пандора каким-то невероятным образом приняла его знаки на свой счет и проскользнула на сиденье, которое предназначалось Джиджи. «У нее хорошая хватка, у этой девочки, – мрачно думал Зак, – она далеко пойдет. Ее стихия – Голливуд Альфреда Хичкока, но в силу непомерных театральных амбиций она ни за что бы в этом не призналась. И все же она весьма способная актриса и хорошо усваивает режиссуру…»

Не считая этого сбоя, все шло в соответствии с его планом – он вытащил Джиджи из Нью-Йорка, подальше от тлетворного влияния своей сестрицы, туда, где они смогут побыть без посторонних глаз, наедине с природой. Зак свято верил в природу – может быть, потому, что был абсолютно городским человеком, – и подозревал, что природа может расположить к нему Джиджи сильнее, чем вся сценическая чепуха. Конечно, какая бы ни была погода, Джиджи не отправилась бы на уик-энд с ним вдвоем, поэтому ему пришлось взять с собой Ника и Пандору. Что касается остальной части труппы, то он просто обязан был дать им этот короткий отдых, чтобы они разбили ту стену, которая им стала мешать и которую надо обязательно разрушить. Это повторяется из раза в раз, даже при работе над фарсом, – всегда наступает период застоя, когда даже самые преданные театру актеры начинают закисать, и тогда режиссеру – если он, конечно, умный режиссер – остается одно: дать им передышку. Но с Шекспиром, с его гаммой чувств и буквально подавляющим богатством языка, который денно и нощно прокручивается у них в головах, таких передышек требуется больше: нервная система не выдерживает, и единственное, чего они в такие минуты хотят, – это пойти домой, смотреть мыльные оперы, жевать пиццу и дрыхнуть на диване.

Ему легче: он никогда не показывается на сцене, он всего лишь ремесленник, сапожник, латающий туфли, от которых остались одни дыры; и все-таки именно он управляет коллективом единомышленников, ставит пьесу, в конце концов! Реализация пьесы в этом мире всегда зависела от режиссуры, и он – счастливейший из смертных. Ему посчастливилось стать режиссером, держать перед собой шекспировский текст, эти самые прекрасные слова из всех придуманных человечеством, – хотя кто-то, наверное, поставил бы на первое место Библию. И эти слова стоят на своих местах на странице и ждут, когда он снова превратит их в кусочек жизни, в торжество человеческого духа и разума – похлеще какого-нибудь теста на интеллект или вступительного экзамена.

Среди режиссеров есть и такие, на кого время от времени нападает тоска, и они начинают думать, что работа дирижера в оркестре куда лучше, потому что дирижер стоит на сцене, будучи не только интерпретатором композиторского замысла, но и участником представления. Конечно, и у него бывают моменты творческого кризиса; иногда он даже задает себе вопрос: кто он, собственно, такой, Зак Невски, если занимается толкованием авторского замысла, используя в качестве инструмента актерские способности? Но потом он начинает понимать, что не променяет работу со словом ни на какие самые сладкие звуки, вспоминает, что у него нет музыкального слуха, и спрашивает себя, действительно ли единственный, кому он завидует, занимаясь своим делом, – это господь бог. Как правило, Зак отвечал на этот вопрос положительно, но иногда признавался себе, что еще больше он завидует актеру-режиссеру. И тогда Зак убеждался, что ему больше, чем кому-нибудь, нужны пицца и отдых – как компенсация за то, что актерского дарования у него нет.

Ну и что же, нельзя же требовать от природы всего сразу. Его устроило бы и то, что у него есть, плюс Джиджи. Если бы он не был абсолютно уверен, что Ник ни за что не покусится на его девушку, то сейчас бы, наверное, страшно ревновал, слушая их непринужденное голливудское воркование. Он чуть не забыл, что отец Джиджи имел отношение к кинорежиссуре. К счастью, этот непостижимый негодяй не играет в ее жизни никакой роли. Возможно, Вито Орсини уже окончил свой земной путь, хотя такие типы редко исчезают, от них, как правило, очень трудно избавиться. Ну, по крайней мере, ему не придется просить у Вито руки Джиджи, этот подонок лишил себя всех отцовских прав. Если ему и нужно у кого-нибудь испрашивать благословения, так скорее у Саши. Или у мачехи Джиджи, самой Билли Айкхорн, которая сейчас где-то в Париже. Но прежде ему надо вытащить Джиджи на лыжах на сияющий снег, побыть с ней вдвоем посреди первозданной красоты, с настоящим синим небом над головой и настоящими соснами вокруг, надышаться настоящим свежим воздухом, а не тем, какой вам предлагают в Центральном парке. Он ежедневно мечтал покататься с ней на лыжах, и наконец его мечта осуществится!

Они приехали в Киллингтон поздно вечером в пятницу и сразу же легли спать. Джиджи и Пандора поселились в одной комнате без разговоров: уж слишком сильно они устали. Зак с Ником заняли соседний номер.

Наутро они плотно позавтракали – блины, бекон и овсянка – по совету Пандоры, которая встала на лыжи в трехлетнем возрасте, и Ника, который частенько катался в Вейле и Солнечной долине. Затем Джиджи с Заком отправились брать напрокат лыжи и ботинки, чтобы затем нрисоединиться к какой-нибудь группе начинающих. В Киллингтоне новичков обучали кататься на коротких, метровых лыжах и без палок. Это была удивительно эффективная форма обучения, дающая начинающим возможность почти сразу ощутить захватывающий спуск с горы без неловкой возни с длинными лыжами и размахивания палками.

Урок в группе новичков был организован максимально просто. Все вместе они пробовали спуститься с пологого склона и остановиться, развернув лыжи на девяносто градусов вверх. Их было пятнадцать человек, и они последовательно делали на каждом спуске по нескольку поворотов, повинуясь командам инструктора. Таким образом они не успевали развить скорость. На холме одновременно занимались несколько таких групп, и каждая группа совершала свое движение вниз поэтапно, терпеливо дожидаясь, пока каждый ее член выполнит поворот. Когда подошло время обеда, все начинающие лыжники успели испытать захватывающую радость оттого, что сумели-таки спуститься с этой горы, на вершине которой они сначала стояли. Значит, сумеют сделать это снова.

Стоя у подножия учебного склона, Джиджи и Зак смотрели вверх, отыскивая глазами Ника – черную пулю и Пандору – тонкую серебристую стрелу. Оба летели с высоты прямо на них, стремительно набирая скорость, и в конце концов резко затормозили прямо у ног друзей, взметнув облако снега.

– Валяйте, валяйте, выпендривайтесь! – фыркнул Зак. – Мы скоро тоже так научимся.