Медовый месяц взаперти - Мелисса Джеймс Страница 23

Положившись на мужа во всем, Амбер расслабленно растянулась в ванне и вскоре обнаружила, что Харун оказался прав: боль постепенно слабела.

– Спасибо, это действительно помогло, – призналась она, когда он вернулся с простыней в руках. – А это зачем?.. – Амбер замолчала, когда он стал полоскать простыню в ванне. – О, спасибо. – Амбер вспыхнула оттого, что он делал нечто интимное – для нее, – забыв о мужском достоинстве.

Повернувшись к ней, Харун улыбнулся:

– То, что случилось, касается только нас. Сегодня жаркий день, поэтому к вечеру простыня высохнет. Кроме того, тебе требуется время, чтобы восстановиться.

Интересно, что подумают похитители, увидев испачканную кровью простыню, вывешенную за окном для просушки? Но заботливость Харуна тронула Амбер до глубины души, как и его нагота, его улыбка.

– Ты уверен насчет… восстановления? – охрипшим голосом пробормотала она.

Он издал звук, похожий и на смех, и на стон:

– Ты хочешь моей смерти, женщина? Мне надо передохнуть.

– О, я не знала, что мужчинам нужна передышка, – жалобно проговорила Амбер. – Я просто подумала, что, может, ты захочешь лечь со мной в ванну… она большая, к тому же здесь приятно и тепло…

Простыня была брошена на пол, прежде чем Амбер успела договорить. Харун залез в огромную двухместную ванну и, схватив жену, усадил ее себе на колени.

– К черту передышку. Ты точно меня убьешь, Амбер эль-Канар, жена моя, – пробормотал он между поцелуями, становившимися все более горячими. – Но сейчас для меня нет ничего лучше.

«И для меня нет ничего лучше», – подумала Амбер, тая от его ласк.

На следующий день

Вчерашний разговор начал всплывать в памяти Харуна, когда они позавтракали и чувственный туман, окутывавший их, стал понемногу рассеиваться. Стражники больше не входили к ним, они постучали в дверь и оставили еду у порога, а сами, встав у стен коридора, застыли в молчании.

– Как ты думаешь, долго нас здесь продержат? – спросила Амбер.

Она находилась в таком же расслабленно-удовлетворенном состоянии, что и Харун. Он не хотел разрушать их идиллию, поэтому не сказал: «Как только узнают о том, что ты беременна». Тогда Алиму будет угрожать реальная опасность.

– Значит, тебе надоело мое общество? – поддразнил он ее.

Она покраснела, однако улыбнулась.

– Нет, еще не надоело. – Амбер обошла стол и уселась к нему на колени, обвив его шею руками. После долгого и нежного поцелуя она прошептала: – Совсем не надоело, но это самый странный медовый месяц всех времен и народов.

Харун улыбнулся, взглянув на ее лицо, озаренное жизнью и страстью:

– Это неверное утверждение. Не забывай о том, что я – историк.

– Я люблю исторические экскурсы, – пробормотала Амбер, ласково покусывая его губы.

Отвечая на ее поцелуи, он начал:

– В Средние века медовый месяц был совсем не таким, как сейчас. Мужчина, который хотел женщину – или ее богатство, или политические связи, – но не мог добиться желаемого обычным способом, одурманивал ее, похищал и соблазнял. Он каждый день поил ее медовухой или вином и держал у себя целый месяц, чтобы у отца девушки не оставалось никаких сомнений в том, что она лишена девственности. Затем он возвращал ее семье, уже беременную, и ставил отца перед фактом. Если отец не убивал жениха, а соглашался выдать за него свою дочь, тот требовал приданое, либо наследственный титул, либо земли, либо что-то еще.

– Похоже на нашу ситуацию? – Амбер улыбнулась и поцеловала мужа. – Ну хорошо, у нас нет вина, зато есть брак по политическим соображениям, наркотики, похищение и лишение девственности.

– Да, действительно, – подтвердил Харун, впившись в ее губы долгим поцелуем. Оторвавшись от Амбер, он заявил: – Уверяю тебя, я не организовывал это похищение, не одурманивал тебя наркотиками и не собираюсь предъявлять никаких требований твоему отцу. Я совершенно счастлив тем, что у меня есть сейчас.

«За исключением того, что не знаю, жив мой брат или мертв».

В глазах Амбер горел задор, светилась страсть.

– Тебе меня достаточно, да?

«Более чем достаточно, ты – все, о чем я мечтал», – подумал Харун, но не сказал это вслух. Они стали любовниками, но он понятия не имел, что будет с ними дальше. Амбер хотела его и даже говорила, что любит, но Харуну были недоступны ее глубинные мотивы. Либо она желала избавиться от унижения, которое терпела три года, либо хотела зачать от него ребенка. Они не обсуждали то, что выходило за рамки «здесь и сейчас».

Харун понимал, что им надо выбраться отсюда как можно скорее. Их личное время закончилось, и единственным чувством, которое он испытывал, было сожаление. Смогут ли они сохранить свою привязанность, свою страсть, когда реальность вновь обрушится на них?

– Я мечтал об этом три года назад, – признался Харун, поцеловав жену, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

– Ты думаешь, я отдалась бы тебе тогда? – поинтересовалась Амбер высокомерно, но глаза ее искрились от смеха.

Харун рассмеялся и показал ей, как легко он может соблазнить ее одним прикосновением, заставляющим Амбер стонать от наслаждения.

– Расскажи мне еще что-нибудь интересное, – пробормотала она между поцелуями, становившимися все более страстными. – Мне нравится, как ты обучаешь меня с помощью истории.

Харун не понял, серьезно она говорит или нет, однако принялся рассказывать о старинных брачных ритуалах своей страны, а Амбер шептала: «М-м-м… это очень интересно, рассказывай еще», – прикасаясь к нему ладонями, пальцами, губами.

Вскоре они вернулись в постель.

– Я хочу доставить тебе удовольствие, mee numara, – прошептала Амбер, лаская мужа с трогательной невинностью. – Мой тигр, покажи мне, как… как сделать тебя счастливым.

«Как другие женщины прикасались к тебе?» Харун понял, что скрывается за ее словами, но не мог поверить в то, что она ревнует его.

– Ты и так постоянно радуешь меня.

– Значит, ты не вернешься к ней.

Это был не вопрос, не мольба, а требование. Амбер хотела, чтобы муж принадлежал ей целиком. Это было очень важно для нее, и некий ледяной комок, о существовании которого Харун не подозревал, стал таять в его груди.

Она действительно любит его, и настало время объяснить ей все.

– Тебе нечего бояться, Амбер. И раньше нечего было бояться. – Голос Харуна дрогнул, потому что он не привык делиться своими секретами. – Знаешь, Баджа означает «радость». Фади называл так Рафу – женщину, которую любил, – и ей это нравилось. Наима – дочь Фади, моя племянница. Я никогда не прикасался к Бадже; я видел в ней только свою невестку. Вообще-то несколько месяцев назад я очень удачно выдал ее замуж, и она счастлива, хотя, конечно, никогда не забудет Фади.