Маскарад под луной - Джуд Деверо Страница 23

Софи и сама успела забыть, что когда-то считалась скульптором: в последние годы она занималась чем угодно, только не искусством. Внезапно нахлынувшие воспоминания словно перенесли ее в прошлое. В памяти ожили наивные волнения и страхи студенческих лет: что скажет профессор об их графических работах, понравятся ли ему эскизы серебряных изделий Ким, оценит ли сходство с оригиналами скульптурных портретов, выполненных Софи? Это занимало все мысли подруг, казалось необычайно важным. Софи вспомнила, как тряслась от страха и восторга, впервые отливая скульптуру из бронзы. Отливка вышла безупречной, и Софи, стоя перед сокурсниками, едва сдержала крик радости. Вернувшись к себе, она принялась кружиться по комнате, заливаясь ликующим смехом, и тут появилась Джекка с шампанским. Это был незабываемый день!

Но вскоре смерть матери заставила Софи вернуться в родной городок и взять на себя заботу о младшей сестре. Два года спустя пришлось продать все, созданное за годы обучения: картины, скульптуры из корней, нитяные инсталляции, даже драгоценную бронзовую статуэтку. Работы ушли за сущие гроши, однако вырученных денег хватило на оплату счетов.

Вид глины навеял печальные воспоминания, но стоило Софи к ней прикоснуться, как горечь исчезла. Пришли светлые образы прошлого, мысли о том, что привело ее к искусству. Она вновь ощутила знакомый зуд в кончиках пальцев, желание творить, создать что-то прекрасное из бесформенной глыбы.

Ее пронзило чувство благодарности к доктору Риду, приславшему подарок. Прежде мужчины дарили ей цветы, конфеты и даже белье, но это всегда служило прелюдией к тому, чего хотели они сами. Ни один мужчина не задумывался, чего хочет она, Софи. Что нужно ей.

— Спасибо, — прошептала она и, поднявшись, направилась в спальню Рида.

Накануне, убираясь в квартире, она уронила пиджак доктора, и из кармана выпало несколько фотографий. Похоже, снимки делали в Африке. На них смеющиеся детишки тянули ручонки к фотографу. У некоторых были серьезные увечья, кто-то лишился конечности, на темных худеньких телах белели широкие повязки, но счастливые личики сияли. Если фотографом был доктор Рид, Софи понимала, почему его тянет вернуться в Африку.

Но последняя фотография отличалась от остальных. Темноволосый молодой мужчина на снимке стоял, отвернув лицо. Двое проказливых малышей ерошили его вихры. На руках он держал младенца, и еще трое мальчуганов постарше жались к нему, душили в объятиях, широко улыбаясь в камеру. Эта сцена безмятежного счастья глубоко тронула Софи, от снимка веяло радостью, весельем.

Поскольку доктор Рид явно не хотел выставлять эту фотографию на всеобщее обозрение, Софи убрала ее вместе с другими в пустой ящик комода.

Теперь она достала снимок и отнесла на кухню. Поставив фотографию рядом с пластом глины, она всмотрелась в нее цепким взглядом художника, схватывая пропорции, композицию, игру света и теней.

В маленькой кухоньке хозяйственной утвари было немного, но Софи отыскала пару ножей, старую гнущуюся вилку и зубочистки. Наткнувшись на шило для колки льда, она улыбнулась. Когда-то Софи любила хвастаться, что могла бы высечь статую Линкольна при помощи одного такого шила. В кастрюльке на плите булькало тушеное мясо, в духовке пекся тыквенный пирог. Взяв нож, Софи отделила от пласта глины кусок.

Рид вернулся домой вечером, падая с ног от усталости. Весь день он только и делал, что отвечал на вопросы, примерял костюм, терзаясь сомнениями, хватит ли у него духу так вырядиться, и строил планы на выходные. Потом он отправился в тренажерный зал мужа Сары и довел себя до изнурения, упражняясь со штангой, а после решил попробовать силы на боксерском ринге с Майком.

Противники надели перчатки, и Майк обронил, поддразнивая приятеля:

— Стоит завести девушку, и ты сразу потеряешь двадцать фунтов.

— По тебе этого не скажешь, — заметил Рид.

— Сара изматывает меня почище тренажерного зала.

Мужчины весело рассмеялись.

Когда Рид, приняв душ, подъехал к дому, шел десятый час. Арендованный автомобиль Софи исчез со стоянки. Девушка уехала, а значит, можно беспрепятственно войти в квартиру.

Открыв дверь, Рид расплылся в улыбке. Софи украсила комнату парой ламп. Они горели, окутывая гостиную мягким сиянием и создавая уют. На столе лежали приборы, в воздухе витал запах еды.

Поспешно наполнив тарелку тушеным мясом, Рид отнес ее в комнату. На столе Софи оставила что-то еще, прикрытое двумя большими салфетками. Сорвав одну, Рид обнаружил тыквенный пирог. Еще теплый, недавно из духовки, он источал божественный аромат.

Рид снял вторую салфетку, ожидая увидеть новое блюдо, и ошеломленно застыл. Перед ним на столе стояла глиняная скульптура, изображавшая его самого в окружении африканских детишек. Он хорошо помнил тот день. Рид фотографировал ребят, но им хотелось, чтобы и доктор попал на снимок.

Он встал перед камерой, окруженный детьми, но за мгновение до того, как щелкнул фотоаппарат, ребята набросились на него, заливаясь веселым смехом и крича, что он слишком страшный, чтобы фотографироваться.

Рид сохранил карточку — одну из самых любимых своих фотографий. Он собирался вставить ее в рамку, но так и не нашел времени, а в последние месяцы и вовсе забыл о ней. И вот теперь забавная картинка из прошлого, воссозданная в глине, обрела объем и форму. Рид стоял, прижимая к себе ребенка, который незадолго до этого едва не умер у него на руках. Хохочущие мальчишки повисли на нем, не давая взглянуть в объектив камеры.

Изящное маленькое изваяние пробудило счастливые воспоминания о путешествиях и дальних странах, Риду захотелось вернуться в Африку.

Взяв скульптуру в руки, он внимательно рассмотрел ее со всех сторон. Ему показалось, что он никогда не видел ничего прекраснее. Лишь человек необычайного таланта мог сотворить такое!

Бережно поставив скульптурку на стол, он позвонил Софи, но та не ответила. Оставлять сообщение не имело смысла, поскольку девушка не знала пароля голосовой почты Ким. А мобильника она лишилась по его, Рида, милости. Телефон попал под колеса его автомобиля. Усевшись за стол, Рид поужинал, любуясь прекрасным подарком Софи. В десять он позвонил Саре и сказал, что утром все же зайдет за костюмом, который та весь вечер уговаривала его надеть.

— А как насчет лошади? — поинтересовалась Сара.

— Лошадь тоже беру.

— Что заставило тебя передумать?

— Талант, — ответил Рид. — Редкий дар. Увидимся завтра.

Перед тем как лечь, он поставил глиняную скульптурку на ночной столик, чтобы не расставаться с ней даже во время сна. «Завтра, — обещал он себе, — я сделаю все возможное, чтобы вымолить у Софи прощение».