Жизнь по моде - Линда Ленхофф Страница 23

– Что-то зеленое с оттенком красного, – рассказываю я. – Точнее определить не могу.

– Очень жаль. Можно многое сказать о парне, зная, какие специи и травы он выбирает. Орегано или шалфей, например. Огромная разница.

– То есть свежая зелень или высушенная труха из пластиковых баночек?

– О, так он использовал свежую зелень? – Мария одобрительно присвистнула.

Полагаю, Том действительно использовал натуральные продукты.

– Знаешь, – серьезно заявляет Мария, – ленч в забегаловке – это одно, но вот ужин в доме с садом и со свежей зеленью… Это совершенно иной уровень отношений.

– Возможно.

– Никаких сомнений.

– Ну, он, конечно, приложил много усилий, но это был всего лишь ужин.

– Ты говорила, это был салат, горячее и десерт, – уточняет Мария.

– Да, именно так. И булочки.

– Из булочной или из супермаркета?

– Кажется, соседка испекла их по такому случаю.

– Тогда тебе следует еще раз поразмыслить о своих чувствах к этому парню.

Не могу уследить за логикой Марии, но подозреваю, что она права.

Я помню выражение лица Тома в мерцающем свете свечей, но не могу понять, какие чувства внушает мне это лицо. Помню, как восхищалась тем, что у него есть замечательные маленькие латунные щипчики, чтобы снимать нагар со свечи. Когда вы пользуетесь ими, воздухе остается легкий аромат дымка. Помню поверхность деревянного стола под моими ладонями. Том посыпает мой салат свежемолотым перцем, а мы при этом не чихаем… И жест, которым он предложил мне самую большую булочку. Не знаю, как быть с этими мыслями, но впереди у меня целых два выходных, чтобы наиграться ими вволю. Или выбросить их из головы. Мария тычет в кнопки радио в поисках своей любимой радиостанции, и это напоминает мне ночное ток-шоу в эфире. Интересно, что сказали бы специалисты о салфетках, сделанных вручную, и гирляндах, развешанных над обеденным столом.

– Помнишь принцип ССЛ, который мы вывели в школе? – спросила Мария. – Ну, этот, «Симпатия, Страсть, Любовь»? Тогда, в школе, все было так легко, ты запросто могла понять, что он тебе нравится, но ты его совсем не хочешь или хочешь, но не любишь. И самое плохое, когда ты любишь его, но он тебе не нравится.

– Или ни то, ни другое, ни третье.

– С этим еще надо разобраться.

– Мне нравится Том, – говорю я, следуя формуле Марии, – но ничего не могу сказать по поводу двух других слов.

– Исключаешь ли ты это и в будущем?

На минуту задумываюсь.

– Не уверена. Но к чему я испытываю подлинную страсть и чего действительно хочу, так это его кофейный столик.

По крайней мере, кофейный столик.

– Порой мои отношения начинались с меньшего, – пожимает плечами Мария. Но затем продолжает «специальным медицинским» тоном: – Но я бы тебе этого не советовала.

Прибываем в «Спа Мэри-Энн». Группа розовых зданий, соединенных дорожками. Двухэтажные строения, аккуратно подстриженные живые изгороди – все вместе напоминает территорию какого-нибудь колледжа. В центре, окаймленная дорожкой, возвышается скульптура женщины с руками, упертыми в бедра. Я бы сказала, что дама отнюдь не хрупкого сложения.

У стойки регистрации нас приветствует вполне живая, не-то-чтобы-полная дама, на футболке которой через всю грудь написано: «Мэри-Энн». Волосы ее взбиты в копну еще более пышную, чем у Марии. Глаза Марии вспыхивают.

– Это она, – шепчет Мария, – Мэри-Энн!

Я оглядываю холл и вижу, что все сотрудники наряжены в футболки пастельных тонов с такой же надписью.

– Они все тут Мэри-Энн, – замечаю я.

– Полагаешь, Мэри-Энн – это собирательный образ?

– Может, в каждой из нас есть частичка Мэри-Энн, – философствую я.

Кивнув, Мария выходит на середину зала.

– Мэри-Энн? – тихонько окликает она.

Сразу три дамы из обслуживающего персонала оборачиваются, но ни одна не отвечает на зов.

– Просто проверка. – Мария возвращается ко мне.

Очередное воплощение Мэри-Энн провожает нас в наши смежные комнаты и кладет на кровати расписание на день. Затем предоставляет нам возможность исследовать жизнь спа самостоятельно и покидает комнату со словами: «Не переутомляйтесь, девочки».

Оглядываю комнату. Она гораздо аскетичнее, чем я предполагала. Признаться, я ожидала большей роскоши или по крайней мере вычурности. Комната же оформлена в сурово-персиковых тонах. Никогда не воображала, что персиковый может быть столь агрессивным цветом. Персиковое покрывало на кровати, персиковые занавески, персиковый ковер от стены до стены. Почти ослепляет. Похоже, в «Спа Мэри-Энн» слишком серьезно относятся к пастельным тонам.

Двери между нашими комнатами мы оставили открытыми.

– У меня в номере нет джакузи, – кричит Мария.

– А у меня нет ванны, – отзываюсь я. Мария заглядывает в мою комнату. – Только душевая кабина, – поясняю я.

Лицо Марии просветлело.

– Но зато очень чистая, признайся. И у тебя на всякий случай есть шлепанцы.

Я киваю. Мария оглядывает персиковый интерьер.

– Цвет моей комнаты ты назвала бы медовым, – сообщает она. – Отличный выбор, чтобы сразу проснуться, но после нескольких порций спиртного, боюсь, это будет трудновато вынести. – Я вновь киваю. – У меня такое чувство, – продолжает Мария, – что мы пока не видели лучшей части этого заведения.

Судя по расписанию, мы прибыли как раз вовремя, чтобы успеть на «Субботний утренний класс аэробики с Сэл». Поэтому мы поспешно натягиваем облегающие спортивные купальники и трико. Мой костюм по крайней мере облегает меня.

– Я полтора года не занималась аэробикой, – поверяю я свою тайну Марии перед тем, как мы входим в Женский Зал Аэробики. – Кроме того раза, когда я опаздывала на встречу с мамой и пробежала двадцать кварталов.

– Не беспокойся, – говорит Мария, бросив взгляд в зал.

Если считать, что мы оказались в идеальном мире, где живут одни женщины, где все мы сестры, можно утверждать, что здесь, в зале аэробики, собрались наши матери и бабушки. Мы гораздо моложе всех собравшихся, включая Сэл, пышнотелую даму в купальнике, более чем облегающем.

– Мне нравится ее свисток, – фыркает Мария.

Я несколько приободрилась, поскольку, похоже, тяжелой тренировки не предвидится. Женщины в зале улыбаются нам, приветственно машут руками и чуть подвигаются, освобождая место. Прежде мне никто не улыбался в зале аэробики. И ни один человек в Нью-Йорке никогда не сдвинулся с места, освобождая пространство для меня. Как-то втискивалась сама.