Территория отсутствия - Татьяна Лунина Страница 23

— Стой здесь, — перешел вдруг на шепот Дмитрий. — Я сам открою. Если что, набирай по телефону 02.

— Зачем?

Бывалый москвич выразительно постучал по своей голове пятерней, бесшумно двинулся к двери и застыл, пялясь в глазок. Затем жестом подозвал хозяйку, потыкал пальцем в круглое отверстие для контроля, ткнул туда носом, шепнул.

— Это он, что ли, гость?

— Нет.

— Откройте, пожалуйста, Мария, — вежливо попросил невозмутимый голос. — Я вам хочу кое-что вернуть. Отниму минуту, не больше, — в глазке замаячил металлический стерженек с бороздками, зажатый между большим и указательным пальцами.

Она сдернула с вешалки сумку, пошарила внутри рукой — так и есть, ключа от рабочей каморки не было. Растяпа обреченно вздохнула.

— Черт бы побрал твоего кабатчика, открывай.

— Ага, моего, — подозрительно легко согласился старый друг, выполняя команду. — Только я в этом почему-то не уверен.

— И напрасно, только уверенный в себе человек может творить чудеса. А без чуда жизнь, что затхлая вода. Правда, Мария?

— Привет, дорогой! Проходи, мы как раз чай собирались пить, — Елисеев радостно тряс протянутую руку, наглея с каждой секундой.

— Добрый вечер, — переступил порог хозяин «Ледяного дома». — Извините за вторжение, Мария, но вы обронили в машине ключ. Я подумал, наверное, он вам нужен. Вот, — Стернов протянул злосчастную пропажу и улыбнулся, — за приглашение спасибо, но пить не хочется. Я бы лучше умял сейчас целого барана или быка. Весь день мотаюсь, присесть некогда, голодный как черт. Может, поужинаем вместе? Можно у меня, можно у конкурентов. Я знаю одно место, где готовят потрясающее чанахи. Шеф-повар — мегрел, второго такого не то что в Москве, во всей Грузии не найти, — его улыбка вызывала желание немедленно выскочить в дверь, сбежать галопом с лестницы и, очертя голову, помчаться следом куда угодно: в ресторан, в омут — только бы не отставать. Над ухом плотоядно захрюкал ренегат Елисеев.

— Маш, поехали! А чайком ты нас в другой раз напоишь.

— Я тебя, дорогой, и в этот раз не собиралась поить. Спасибо, Вадим, за приглашение, но мне завтра рано вставать.

— Понял. Еще раз извините за бесцеремонность, всего доброго, — вежливо попрощался непрошеный гость и вцепился в дверную ручку.

— Подождите, — хозяйка нырнула за вешалку, достала большой пакет. — Вот, возьмите, пожалуйста. Наверное, ваш курьер что-то напутал, это не мое.

— Наверно, — кивнул Стернов и вышел, небрежно подхватив пакет.

— А ты чего ждешь?

— Машка, какая муха тебя укусила?

— Спокойной ночи, Митя.

Второй молча вздохнул и последовал вслед за первым.

…Прошел месяц. С макушки лета на москвичей сыпались крымские абрикосы, азербайджанские помидоры, рязанские огурцы, молдавские персики — содружество наций плевало на бредни политиков и, торжествуя победу над глупыми хиляками, ублажало жителей российской столицы. Всех, кроме одной. Эксперт «Ясона» экономила: копила деньги на машину. Копить оставалось пустяк — три года. Скопидомство пошло на пользу, сброшенные килограммы потянули за собой несколько лет, и Мария Корелли вплотную приблизилась к Маше Бодун. Первым приятную перемену заметил Тимофей Иванович.

— Машенька, ты молодеешь прямо на глазах, совсем девочкой стала, — старший Козел запнулся, видно, хотел о чем-то спросить, но не решился. Обмахнул пушистой метелкой фарфоровую барышню в кринолине и с гордостью доложился:

— А я переезжаю к сыну.

— Правда? Очень рада за вас, Тимофей Иванович.

— Спасибо! Генка сильно изменился в последнее время, он стал почти таким, как раньше: добрым, внимательным, чутким. Представляешь, Машенька, ругается на меня. То злится, что я не показываюсь врачу, то кричит, что я как попало питаюсь, и заваливает продуктами, то требует, чтобы я нашел помощницу по хозяйству, а не корячился сам с уборкой. Но мне в радость наводить чистоту, правда! Мы, бывало, с его матерью часто убирались на пару: я пылесосил, она полы мыла и пыль вытирала. Хозяйка была отличная, все сверкало, как на витрине. Сейчас таких не встретишь, особенно среди молодежи. Все карьеру делают, за домом следить некогда. Вот признайся, Машенька, не любишь убираться?

— Нет.

— Ну и ладно, — улыбнулся чистюля, — в конце концов, для современной девушки это не главное. Гораздо важнее — душу не потерять, — он помолчал, с интересом наблюдая, как молодая коллега изучает с лупой икону. — У тебя, Машенька, душа светлая, ты ее береги.

— Спасибо, Тимофей Иванович.

— Это благодаря тебе мой сын снова становится человеком. Родных вспомнил, о простых людях стал задумываться. Уж не знаю как, но фанаберию ты с него сбила, точно.

— Вы преувеличиваете. Мы с Геннадием знакомы всего три месяца, невозможно за такое короткое время изменить человека. Ваш сын сам по себе неплохой, просто немного от вас отдалился, потому что завален работой.

— Не согласен, но спорить не буду, — прорезался в отставном полковнике старый стиль. — А у меня к тебе деловое предложение, Маша.

— Слушаю, Тимофей Иванович.

— Я предлагаю совершить обмен.

— С кем?

— Со мной.

— Чем будем меняться? — улыбнулась она, откладывая «Иоанна Крестителя» в сторону. — Рабочими обязанностями?

Старший Козел не заметил иронию и торжественно объявил.

— Квартирами!

В каморку вплыла распорядительница ясоновских деньжат.

— Тимофей Иванович, сейчас в салон зайдет покупатель, а продавца нет, — воркующий тон скрывал недовольство.

— Потом договорим, — шепнул Козел, поднимаясь со стула. — Вы, как всегда правы, Виктория Акакиевна, виноват.

— Ох, уж эти старики, — снисходительно обронила главбух, когда за продавцом закрылась дверь. — Исполнительны, надежны, честны, но зануды страшные. Восхищаюсь вашим терпением и умением их выслушивать, дорогая, — супруга владельца «Ясона» давно приметила странную дружбу, но смотрела на посторонние разговоры в рабочее время сквозь пальцы. Дальновидная Виктория полагала, что иметь в штате пару, близкую к влиятельному лицу, лучше, чем одиночку. Кроме того, не исключалась возможность роскошной свадьбы, на которой хотелось бы побывать, а потому приходилось одинаково ворковать и с потенциальной невестой, и с ее возможной родней. — Вы сделали работу, о которой я вас просила?

— Да, конечно, — Мария передала икону. В темную доску вцепились пальцы, унизанные старинными перстнями.

— И что?

— Думаю, это пятнадцатый век, псковская школа. Возможно, под верхним слоем краски лежит еще один, более ранний. Можно попытаться раскрыть.

В холодных глазах вспыхнул жадный огонек.

— Умница, дорогая! Я поговорю с Игорем Дмитриевичем о повышении вашей зарплаты, — и выплыла, прижимая к пышной груди раритет.