Принц для неудачницы - Анастасия Соловьева Страница 23

Потому что меня там нет.

Я не отражаюсь в стеклах дорогих лимузинов,

Потому что я не езжу там, где ездят они…

И так далее. И скажите на милость, при чем здесь какой-то вампиризм?

Ксения рассмеялась. Рахманов замолчал и вновь хмуро уставился на дорогу.

Ксения успокоилась, но на душе остался нехороший осадок.

Она покрепче завернулась в плед и почувствовала, что начинает засыпать. Но все-таки странно, как Рахманов резко переменился, подумала она сквозь дремоту. И что он за человек, неизвестно.

Когда Ксения открыла глаза, было уже светло. Из низкого неба крапал мелкий дождь.

– Далеко еще до Питера? – зевнула она.

– Питер давно проехали, – буркнул Рахманов.

В это время машина остановилась перед глухим забором. Кругом шумел вековой хвойный лес.

Проснувшись утром, она каждый раз с трудом вспоминала, где находится. Как она оказалась в этой огромной комнате, где все напитано запахами хвои и сухих трав, а за стеной тяжело и монотонно ухает море?!

Словно не доверяя себе, она выбегала на лоджию и, к своему удивлению, видела мощные сосновые кроны, темную полоску пляжа и серые, беспокойные воды Финского залива. Штормы и сильные ветры – примета марта на Карельском перешейке.

Завороженная первозданным пейзажем, она подолгу стояла на лоджии и, лишь окончательно замерзнув, возвращалась в спальню, вставала под теплый душ, стряхивала последние остатки сна.

Душевая кабина была устроена в дальнем углу спальни. Рядом с ней – велотренажер.

Прежний хозяин дома был минималистом на особый лад. Вел здоровый образ жизни, ценил большие пространства, свежий воздух, будто принципиально не делал лишних перегородок и терпеть не мог мишуры.

«Хоть бы зеркальце маленькое повесил где-нибудь, – вздыхала Ксения, выходя из душа. – Чтобы сделать маску, наложить крем…»

Приходилось спускаться в цоколь, в громадную синюю ванную. И здесь, подойдя к зеркалу, она забывала про маски и лосьоны и подолгу смотрела на собственное лицо.

– Что он мог увидеть во мне? – произносила она наконец. – Ведь ничего нет особенного…

Правда, жизнь на природе вернула ей яркий румянец, но глаза оставались по-прежнему грустными, а у губ застыла, не желая разглаживаться, жесткая складка – память о ее последних московских месяцах.

Да и смешно было рассчитывать, подойдя к зеркалу в один прекрасный день, увидеть в нем ту хорошенькую, смешливую девочку, в которую некогда с первого взгляда влюбился Володя.

«Утомленная женщина между сорока и тридцатью, но ближе к сорока. И ничего более. В общем, все ясно…»

Она медленно и прилежно накладывала на лицо крем, ни капли не веря в его чудотворное действие. Впереди ее ждал целый длинный, ничем не занятый день – ей предстояло только думать и вспоминать. Грызла тоска по детям, хотя она точно знала, что мама и тетя Кира справляются с внуками уж никак не хуже, чем она.

После кофе Ксения обычно шла на улицу. Дом был окружен солидной, как и все здесь, территорией. Она прогуливалась по мощеным дорожкам между сосен и берез, смотрела на пожухшую прошлогоднюю траву, прошлогодние листья, островки нестаявшего снега и не видела их. Все думала: почему, для чего, зачем…

Или вдруг ей вспоминалось, как морозным солнечным утром восьмого марта она впервые переступила порог этого странного дома.

– Что это? – недоверчиво спросила она Рахманова.

– Моя дача.

– Правда?

Он усмехнулся:

– Точнее, моя вотчина!

– Почему же именно вотчина?

– Это дом моего отца, который он завещал мне, как старшему сыну.

– Живете строго по Русской правде? Как вся Древняя Русь?

– Сейчас увидите, что Русь у нас не такая уж древняя. – Он улыбнулся, жестом приглашая ее зайти: – Чувствуйте себя как дома… Или нет. Лучше – будьте хозяйкой.

Она пошла в ванную, чтобы привести себя в порядок после дороги. Увидела громадную джакузи, стиральную машину и прочие атрибуты современного жилища и мысленно согласилась с Иваном: в этом доме действительно не пахнет древностью.

Разве что ностальгией по древности – чуть-чуть. Большую часть первого этажа занимает каминный зал, у камина – медвежья шкура.

– Охотничий трофей отца, – сообщил Иван не без гордости.

Они сидели на шкуре у огня, пили красное вино.

Она сказала:

– Спасибо. Это самое необычное в моей жизни Восьмое марта.

– Я рад.

И все… Дальше – о природе, о крае, об отце. Он был не только директором завода в Петербурге, но завзятым охотником и рыбаком. Рыбачил на озерах, на востоке Ленинградской области.

– Вы были близки с отцом?

– Для того чтобы быть близкими, мы с ним были слишком разными. Понимаете, система ценностей, образ жизни и проч. Ему по понятным причинам не нравилось мое увлечение рок-музыкой. А его жизнь мне казалась… как сказать?.. Наверное, скучной.

– Даже охота и рыбалка?

– В общем-то да. Я так и не проникся поэзией уничтожения несчастных животных. А вы, Ксения, любите порыбачить?

– Я как-то не пробовала.

– Значит, все у вас впереди. Попробуем, если вы захотите. Экипировка у отца была первоклассная. А теперь я покажу вам дом. Собственно, здесь все очень просто. Справа кухня, там, в глубине, кабинет. Ради бога, пользуйтесь компьютером, но осторожнее с Интернетом. Не нужно обозначать себя, заходить на свои странички в социальных сетях. Думаю, ваши недоброжелатели не теряют надежды вас найти… И от мобильной связи, пожалуйста, пока воздержитесь.

– А от мобильной связи-то почему?

– Да все по той же причине!

– Но мне нужно позвонить, – не выдержала она. – Анне Викторовне, детям, маме…

– Насчет Анны Викторовны – не беспокойтесь. Я так и так буду ей звонить, скажу…

– Что вы скажете?

– Что-нибудь убедительное. И маме вашей я могу позвонить в принципе.

– Вы можете ее напугать! Она всегда ждет самого худшего.

– Не огорчайтесь, Ксения. Ваш карантин, – Рахманов иронично усмехнулся, – ненадолго. Скоро вы сами позвоните своим близким и все им расскажете. Ну-с, идем дальше. Наверху у нас спальня…

У нее сладко екнуло сердце. Конечно, спальня – самое подходящее место…

Когда в машине он начал говорить ей о любви, о своих желаниях, она попросту оскорбилась. Хорош кавалер! Накормил уткой с яблоками, налил стопку водки – и будьте любезны?! Поедем в номера?! Да еще под маской эдакой девственной невинности. Подумать только, он ни за кем не ухаживал со студенческих лет!