Что скрывал покойник - Луиз Пенни Страница 23

— Поздний завтрак, — поправил его Габри. — Но вы можете получить его вместе с ранним завтраком, если хотите, поскольку помогаете совершить правосудие над этим негодяем.

— У вас нет никаких предположений, кто мог убить ее?

— Это был охотник, не так ли?

— На самом деле мы пока не может утверждать этого. Но если это был не охотник, то кто, по-вашему?

Габри потянулся за оладьей. Бювуар счел это позволением попробовать угощение. Они были еще горячие, прямо из духовки.

Две оладьи Габри хранил молчание, а потом негромко произнес:

— Знаете, никого не могу назвать. Но… — он устремил внимательный взгляд карих глаз на Гамаша, — вы ведь не ожидали от меня этого, правда? Я хочу сказать, именно это и есть самое ужасное в убийстве, верно? Мы не подозреваем, что оно вот-вот произойдет. Наверное, я путано изъясняюсь. — Он протянул руку за очередной оладьей и съел ее вместе с розовыми лепестками и всем остальным. — Люди, на которых я злился больше всего, наверное, даже не замечали этого. Понимаете, о чем я говорю?

Казалось, он умоляет Гамаша понять, что он имеет в виду.

— Да. Прекрасно вас понимаю, — искренне ответил старший инспектор. Немногие были в состоянии так быстро понять, что в основе преднамеренного убийства, как правило, лежали отвратительные чувства и эмоции, жадность, ревность, страх, причем тщательно скрываемые от постороннего глаза. Как только что верно подметил Габри, окружающие не подозревают о том, что оно должно вот-вот случиться, поскольку убийца умело создает себе нужный образ, прячется за фальшивым фасадом, надевая маску спокойствия и уравновешенности. Но под нею скрывается ад. И именно поэтому на лицах большинства жертв в момент гибели появляется выражение отнюдь не страха или гнева, а безмерного удивления.

— Кто знает, какие страсти кипят в глубине душ человеческих? — задал риторический вопрос Габри, и Гамаш на мгновение подумал, а знает ли он о том, что только что процитировал строчки из старой пьесы, когда-то транслировавшейся по радио.

Габри снова исчез и, появившись, вручил старшему инспектору небольшой пакет с оладьями.

— Еще один вопрос, — произнес Гамаш, остановившись в дверях. Одной рукой он держал пакет с оладьями, другую положил на дверную ручку. — Вы упомянули розы сорта «Шарль де Миль».

— Любимый сорт Джейн. Это не просто роза, старший инспектор. Любители роз считают ее одним из самых красивых цветов в мизе. Это старая садовая роза. Цветет всего раз в году, но зато так красиво, что дух захватывает. А потом она умирает. Вот почему я испек оладьи на розовой воде как дань уважения Джейн. А потом я съел их, как вы сами видели. Я всегда съедаю собственную боль. — Габри слабо улыбнулся.

Глядя на его внушительные габариты, Гамаш подивился тому, сколько боли в нем должно умещаться. И, наверное, страха. Может быть, еще и ярости? Кто знает.

Перед зданием школы, как о том и просил Бювуар, когда звонил, их поджидал Бен Хедли.

— Как, на ваш взгляд, мистер Хедли, снаружи все выглядит так, как и должно быть? — поинтересовался Гамаш.

Бен, несколько удивленный заданным вопросом, огляделся. Гамашу пришло в голову, что Бен Хедли, наверное, всегда пребывает в несколько удивленном состоянии.

— Да, по-моему. Хотите войти внутрь? — Бен потянулся к ручке двери, но Бювуар быстро схватил его за руку и остановил. А потом вытащил из кармана куртки желтую полицейскую ленту и протянул ее Николь. Пока Николь натягивала ленту с надписью «Не приближаться, место преступления» вокруг дверей и окон, Бювуар счел необходимым объяснить происходящее.

— Похоже, мисс Нил убили стрелой. Мы должны тщательно осмотреть ваш Клуб любителей стрельбы из лука на тот случай, если орудие преступления было взято отсюда.

— Но это же нелепо.

— Почему вы так думаете?

Бен просто огляделся по сторонам, как будто мирный пейзаж вокруг уже сам по себе мог считаться ответом на вопрос. А потом вложил ключи в протянутую руку инспектора Бювуара.

Агент Николь вырулила на мост Шамплен-бридж, направляясь в Монреаль. Сидя за рулем, она бросила взгляд на городскую линию горизонта, на фоне которой проступили очертания светящегося креста на вершине холма Мон-Ройяль. Рядом с ней на месте пассажира сидел старший инспектор Гамаш, молчаливый и погруженный в свои мысли. Николь была уверена, что семья будет ждать ее и никто не сядет за стол, пока она не присоединится к ним за обедом в честь Дня Благодарения. Она была уверена в том, что они сделают для нее все, что угодно, и сознание этого успокаивало и поддерживало. Все, что от нее требовалось, это добиться успеха.

Тем же вечером, едва переступив порог своего дома, старший инспектор Гамаш уловил аромат жарящейся куропатки. Это было одно из фирменных блюд Мари-Рене, которое она готовила по большим праздникам. Маленькие птички заворачивались в ветчину и тушились на медленном огне в соусе из подогретого вина и ягод можжевельника. Обычно он собственноручно готовил для куропаток рисовую начинку, но сегодня, скорее всего, Мари уже приготовила ее сама. Пока он переодевался и принимал душ, они обменялись новостями. Она рассказала ему о крещении и о том, что последовавшее за обрядом угощение пришлось есть руками. Она почти уверена, что пришла в нужное место, хотя, отстояв службу, вынуждена была признать, что не знает почти никого из собравшихся там людей. Старший инспектор, в свою очередь, поведал жене о том, как прошел день и над каким делом он сейчас работает. Он рассказал ей все, как, впрочем, поступал всегда. В этом в очередной раз проявилась необычность его поведения и характера, но он не видел, как иначе может поддерживать столь искренние и глубокие отношения с Мари-Рене, если будет держать от нее в тайне эту часть своей жизни. Вот почему он всегда рассказывал ей все, как и она делилась с ним абсолютно всем. Пока что, после тридцати пяти лет супружества, подобная тактика себя оправдывала.

Пришли друзья, и вечер прошел спокойно, легко и приятно. Пара бутылок хорошего вина, замечательное угощение в честь Дня Благодарения и теплая дружеская компания. Происходящее напомнило Гамашу первые главы романа Вирджинии Вульф «Орландо». На протяжении всей жизни Орландо не искал богатства, славы или почестей. Все, что ему было нужно, — это хорошая компания.

Сидя на кровати, Клара без остановки раскачивалась взад и вперед, баюкая боль утраты. Раньше ей казалось, что кто-то вырвал у нее из груди сердце, а рассудок впал в спячку. Теперь они вернулись обратно, но уже изуродованными. В голове у нее бешеным хороводом кружились мысли, возвращаясь в одну и ту же исходную точку, но она никак не могла сосредоточиться.

Питер на цыпочках подошел к двери и осторожно заглянул в спальню. Да простит его Господь, но какая-то часть его терзалась муками ревности. Он ревновал к той власти, которую Джейн имела над Кларой. Он задал себе вопрос: а переживала бы так Клара, если бы это он умер? И понял, что если бы это он погиб в лесу, то Клара обратилась бы к Джейн в поисках утешения. И Джейн знала бы, что делать. И в эту секунду на Питера снизошло откровение. Впервые в жизни он задался вопросом: а как бы поступил кто-нибудь другой на его месте? Что сделала бы Джейн, если бы сейчас была здесь, а он лежал мертвым? И он нашел ответ. Он молча и осторожно опустился на кровать рядом с Кларой и крепко обнял ее. И тут, в первый раз после того, как ей сообщили ужасную новость, на нее снизошли мир и покой. На одно благословенное мгновение в душе и сердце Клары воцарилась любовь. А горечь потери отступила.