Бурная ночь - Дебора Рэли Страница 23

– Я ничего не прошу у вас, Порция, – сказал он, и голос его был тихим и нежным, как мед. – Но у меня есть тайный мотив.

– И что это за мотив?

Ее слова прозвучали сдавленно и хрипло.

– Я уже испортил одну пару сапог. – В серебристых глазах плясали искры веселья. – Если я лишусь и последней пары, то мне придется ходить в одних чулках.

Она опустила глаза, не в силах ясно мыслить, когда он оказался так близко.

– Пожалуйста, перестаньте шутить.

– Порция…

– Для меня это не просто работа, – перебила Порция, все еще остро ощущая его близость. Было бы так легко протянуть руку и дотронуться до этого прекрасного лица. Провести руками по его густым спутанным кудрям. Господи! Как трудно было противостоять этому. – Гостиница… залог моей безопасности. Пока она принадлежит мне и я ею управляю, я знаю, что могу не опасаться за свое будущее.

– Я понимаю, малышка, – пробормотал он. – Правда, понимаю.

Она вдруг отпрянула, стараясь оказаться подальше от него.

– Нет, скорее всего, вы не понимаете.

Его тонкие изящные черты стали жестче – он встретил ее недоверчивый взгляд и не позволил отклониться.

– Порция, я незаконнорожденный. Нет на свете никого, кто понимал бы лучше, что значит быть совершенно одиноким на свете. Моя мать умерла, когда я родился, и до восьми лет я был вынужден жить в Винчестере на попечении пожилой вдовы, которой доставляло огромное наслаждение колотить меня палкой. У меня не было друзей, и никому не было дела, если я плакал вечером, пока не засну. – Губы его сложились в невеселую улыбку. – А мой возлюбленный отец не признавал во мне даже своего бастарда, до тех пор, пока меня не отправили в школу в Лондоне.

Она прикусила нижнюю губу, против воли тронутая его суровыми словами.

– Мне жаль.

– Я открываю вам свое безрадостное прошлое не потому, что ищу вашей жалости, – ответил Фредерик, и его лицо смягчилось. – Я только хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вашу потребность управлять своей жизнью. Когда приходится испытывать неуверенность и постоянное недовольство, неизбежно возникает потребность в защищенности.

Он понимал. Возможно, даже больше, чем она хотела бы.

Фредерик испытал ужас беззащитности перед капризами судьбы и понимал, что только от тебя зависит, выживешь ты или нет.

И в известном смысле это ухудшало дело, признала Порция. Если бы он кокетничал, гарцевал и бахвалился, как любой уважающий себя денди, она бы лишила его дара речи одним ледяным взглядом.

Но что делать, если он оказался родственной душой?

Она не представляла, как с ним бороться.

Порция обхватила себя руками, продолжая смотреть на него недоверчиво и хмуро.

– Если вы понимаете, то почему решили вмешаться не в свое дело?

Серые глаза затуманились, потому что он позволил себе предаться приятным воспоминаниям.

– Потому что я имел счастье оказаться на попечении очень мудрого человека, научившего меня быть сильным и независимым, научившего ценить доброту, если люди тебе ее дарят. Собственно говоря, это значит – раздели свою жизнь с другими, и это обогатит твою жизнь.

– Я делю свою жизнь со многими, – возразила она. – Люди, работающие на меня, – больше чем прислуга. Они моя семья.

– И их благополучие или даже жизнь зависят от вас.

Порция замерла, потому что, как ни странно, его слова уязвили ее.

– И что вы хотите этим сказать?

Он сделал еще один шаг к ней, и теперь его взгляд был направлен на ее губы.

– Они не представляют для вас угрозы, крошка, – произнес он шепотом.

– А вы?

Внезапно в его серебряных глазах появился опасный блеск.

– Возможно.

Она с трудом воспротивилась желанию облизать губы. Напряжение, мешавшее дышать, вовлекало в свой водоворот. От Фредерика к ней струился почти осязаемый жар, опалявший кожу и делавший дыхание неровным.

Легчайшее движение, и Порция оказалась бы в его объятиях. Она хотела этого.

– Мне пора вернуться в гостиницу, – хрипло сказала она.

Он издал легкий смешок, будто его позабавило ее явное желание бежать от него.

И тут он медленно склонился к ней.

Порция инстинктивно приготовилась отразить атаку, воспротивиться поцелую, но была не готова к тому, что он прижмется лицом к изгибу ее шеи. Он глубоко втянул воздух, вдыхая ее аромат.

– Восхитительно, – сказал Фредерик. – Аромат полночных роз.

Порция затрепетала.

– Фредерик, – прошептала она.

Прежде чем она успела приготовиться к сражению (а она всегда считала, что обладает достаточной силой воли для того, чтобы бороться), он оторвался от нее.

– Так мне продолжать дренажные работы?

С минуту Порция пыталась восстановить душевное равновесие и заставить свои мозги работать четко. Сейчас она не могла думать о дренажных канавах. Ей хотелось, чтобы он схватил ее в объятия и утолил жажду, становившуюся невыносимой.

Наконец она овладела собой, тряхнула головой и трясущимися руками разгладила складки своего передника.

Ей следовало бы немедленно приказать Фредерику покинуть ее гостиницу. Он был хуже любого разбойника.

Он был властным и готовым вмешиваться не в свои дела, он был способен одним взглядом превратить ее мысли в кашу.

К несчастью, именно в эту минуту она не чувствовала себя разумной. Напротив, Порция испытывала головокружение и трепет, как какая-нибудь безмозглая курица, если не хуже.

– Если вам угодно копаться в грязи, то будьте любезны – получайте удовольствие, – пробормотала она, поворачиваясь к двери в надежде найти за ней просветление. – Я привыкла быть снисходительной к своим гостям, какими бы странными и раздражающими они ни были.

– Если вы, в самом деле, хотите меня порадовать, малютка, у меня есть лучшее средство…

Порция метнулась к двери, Подобрала юбки и побежала через грязный двор.

Черт бы побрал этого Фредерика Смита!

Порция испробовала множество ухищрений, чтобы выбросить из головы эти ангельские черты и дерзкие серые глаза.

Она помогла миссис Корнелл на кухне, отправилась на долгую прогулку по лесу с Пэком, приняла горячую ванну и даже прилегла ненадолго подремать.

Однако ничто не возымело желанного эффекта и не помогло ей отвлечь мысли от Фредерика Смита.

Снова и снова она убеждалась, что ее неотвратимо тянет к окну просто посмотреть на него. В его движениях была столь неколебимая уверенность, такая естественная способность командовать окружающими. И это была не надменность, а точные знания того, какие действия следует произвести.