Мария - королева интриг - Жюльетта Бенцони Страница 23

В сопровождении слуги, в чьи обязанности входило нести покупки, Элен дю Латц медленно шла по галерее, где со времен Людовика Святого расположились соблазнительные лавки ювелиров, торговцев различными предметами роскоши, необходимыми в жизни светских женщин и мужчин: тут были кружева, ленты, перчатки, веера, перья. Наконец, были здесь и книжные лавки, в которых среди помпезных сочинений на латыни и греческом языке попадались иногда пасквили и даже памфлеты, составлявшие изрядную часть дохода торгующих вразнос продавцов, которыми кишели рынки и вечно забитые улицы, что позволяло им легко раствориться в толпе при первом же появлении солдат.

Девушка направлялась к Топэну с лоскутом ткани, из которой мадам де Шеврез недавно заказала себе новое платье. Необходимо было подобрать подходящие по цвету перья для большой бархатной шляпы, которую Мария собиралась надеть к платью. Элен, однако, неторопливо прогуливалась вдоль прилавков в некоторой степени и ради собственного удовольствия. Вдруг, словно ей внезапно пришла в голову какая-то мысль, она заторопилась к торговцу перьями, выполнила данное ей поручение, расплатилась и вручила покупку слуге, велев ему немедленно возвращаться в Лувр, чтобы не заставлять ждать герцогиню. Она же собирается зайти в Сент-Шапель помолиться. Слуга возразил было, что может подождать ее: благородной девушке небезопасно ходить одной по парижским улицам. Она стояла на своем: через площадь Дофин и северную часть Нового моста она вернется домой быстро и без всяких затруднений; длинная серая накидка с капюшоном, прикрывающая платье того же цвета, делала ее похожей больше на простую горожанку, чем на служанку благородного происхождения. Зная, что спорить с ней бесполезно, слуга не стал настаивать. В конце концов, мадемуазель дю Латц настоящая бретонка, достаточно упрямая, чтобы самой решать, что ей делать, а ее скромный наряд не должен привлечь внимание воришек с Нового моста.

Едва он удалился, Элен, вместо того чтобы направиться к часовне, пошла в обратном направлении и покинула дворец через улицу Барильри (впоследствии ее поглотил Дворцовый бульвар), откуда меж двух переулков можно было попасть в клубок мелких улочек, отделявших древнюю королевскую резиденцию от собора Парижской Богоматери. Днем тут всегда кипела жизнь, поскольку рынок Палю окружало множество лавок, торговавших мазями и травами, здешние свечники снабжали свечами мелкие церкви и даже каноников собора. Тем не менее некоторые проулки, напоминавшие колодцы, ибо в них стоявшие напротив дома почти соприкасались стенами, не пропуская солнечный свет, были почти безлюдны. Здесь, в одной из низеньких лавчонок с единственным окошком, настолько закопченным, что с улицы нельзя было различить, горит ли внутри свет, жила женщина, которую все называли Сунион. Она торговала порошками и настоями, которые имели мало общего с товарами порядочного аптекаря, но порой оказывавшимися гораздо эффективнее. Что снискало славу колдуньи и обеспечило отличную клиентуру хозяйке, которая, как поговаривали, была гречанкой, что оберегало ее от неприятных сюрпризов, ибо ее могущества опасались не меньше, чем ее связей. Возможно, еще и потому, что бедняки, нищие и бродяги тайком получали от нее безвозмездную помощь, недоступную для них в прочих аптеках. У Сунион богатые платили за бедных, и все они вместе являли собой нечто вроде незримой крепости, более надежной, быть может, чем целый отряд стражи.

Эту женщину и собиралась посетить Элен без ненужного и болтливого свидетеля, поскольку ее хозяйке незачем было знать, что она имеет дело с подобной личностью. Не то чтобы Марию это шокировало. Напротив, товары гречанки могли бы ее даже заинтересовать, но Элен хотела сохранить в тайне некоторую часть своей жизни, воспоминания о которой вызывали лишь боль и стыд. Мадам де Шеврез действительно ничего не знала о насилии, жертвой которого стала ее служанка незадолго до их отъезда из замка Монбазонов в Кузьере, куда Элен попала двенадцатилетней девочкой, заняв место подле дочери Эркюля, которая была моложе двумя годами. История Элен дю Латц была печальной и классической: некий дворянин приехал к герцогу Эркюлю поохотиться. Он был слишком хорош собой, чтобы не взволновать восемнадцатилетнюю девушку, робкую и восторженную. Она влюбилась в него с первого взгляда и, когда однажды вечером он пришел в ее скромную спальню, не сумела устоять ни перед ним, ни перед собой. На другой день он уехал, и она больше никогда с ним не встречалась. Она не знала, где он и что с ним, не смела спросить о нем из страха, что, всего лишь произнеся его имя, выдаст свой секрет. Между тем при дворе королевы-матери, куда она попала неделю спустя вслед за Марией, нетрудно было бы что-то разузнать, но очень скоро сладкое воспоминание о той ночи превратилось в кошмар: Элен осознала неотвратимость последствий и глубину своего одиночества. Ей было некому довериться, не у кого спросить совета. Мария была вечно занята своими нарядами и развлечениями, наслаждаясь придворной жизнью. Несчастная девушка мужественно сопротивлялась тому, что, как искренне верующая, считала высшим грехом, — желанию броситься в воды Сены и дать течению поглотить себя. Помощь пришла оттуда, откуда она меньше всего ожидала ее получить: Леонора Кончини своим проницательным взором разглядела тревогу этой серьезной девушки, скрытую под маской безразличия. Она вызвала ее на откровенность и во время придворного бала — одного из тех, на котором флорентинка никогда не бывала, — отвела ее к Сунион, которая, с неожиданной ловкостью и причинив минимум страданий, избавила Элен от десятинедельного плода. После чего мадам Кончини доставила девушку в свои собственные апартаменты в Лувре, чтобы та смогла отдохнуть несколько часов, прежде чем вновь заступить на службу при мадемуазель де Монбазон. Последняя же была так увлечена танцами, что даже не заметила ее отсутствия. Леонора Галигай, впрочем, была готова одолжить у нее Элен под предлогом совместного изучения — у девушки были весьма ловкие руки — новых элементов причесок для Марии Медичи.

В течение двух последующих суток девушке приходилось собирать всю свою волю, чтобы не упасть в обморок, но с тех пор она хранила глубокую признательность к странной подруге королевы-матери. Когда после смерти Кончини Леонору схватили, заточили в тюрьму, а потом казнили по обвинению в колдовстве, Элен очень горевала, страдая еще от своего бессилия и неспособности помочь несчастной. Оставалось лишь молиться, и она молилась, как, впрочем, и Мария, в глубине души стыдившаяся того, что она так много унаследовала от осужденной, и втайне от мужа заказавшая несколько месс за упокой ее души.