Дикий мед - Энн Мэйджер Страница 23

— Что бы ты хотел узнать?

— Все. — Голос звучал по-прежнему уверенно. Начни с того времени, когда ты была девчонкой.

Бьюсь об заклад, ты отличалась миловидностью.

Пронесшаяся мимо лодка опять качнула «Волшебницу». Джошуа подхватил Хани под руку и не дал ей поскользнуться.

— Об ужасном детстве и вспоминать не хочется.

Оно хуже, чем можно вообразить.

— Семья была бедной?

— Нет. Я из богатой семьи. Очень состоятельной. У нас были поместья, слуги, яхты, машины.

— Тогда ты счастливица.

Ее глаза округлились.

— Нет. Тебе, наверное, известно, что достаток — это еще не все.

— Когда достатка нет, то жизнь совсем не прекрасна.

— Мать умерла, — тихо добавила она. — Отец женился снова. Мой единственный брат был очень подавлен происшедшим, но вместо того, чтобы поддержать, отец выгнал его вон. Так я осталась с отцом одна. Если он и не игнорировал меня, то, во всяком случае, сделал мою жизнь несносной.

— Каким он был?

— Мне.., мне не хотелось бы говорить об этом. Однако после паузы она продолжила:

— Я чувствовала себя несчастной, когда уехал брат. Я пыталась его разыскать, но напрасно. Затем я вышла замуж намеренно — за человека, который был противен отцу. После этого поступка я совсем отстранилась от семьи. Думаю, какое-то время я была счастлива, но до тех пор, пока не скончался Майк. Марио ведет себя иногда дерзко. Я попыталась найти брата, но он точно исчез с лица земли. — Она умолкла.

— И что же случилось потом?

— Я осталась с Марио.

— Мое детство было хуже. Ведь моя жизнь из-за одного человека превратилась в вендетту, с тех пор как умер отец.

— Но почему?

— Это было давно, — горько проронил он. — Зачем ворошить?

— Но это ведь волнует и сейчас?

— Волнует. — В горле будто ком застрял. — Отец много значил для меня. Вспоминать больно.

— Может, нужно приложить усилие, чтобы забыть плохое? Ему было бы нелегко, если бы он знал о твоих постоянных переживаниях.

Он перевел взгляд на ее лицо, прелестную бледную кожу, огненные волосы, лучистые зеленые глаза.., на губы. Господи, как же ему хотелось вкусить сладость этих губ, ощутить их чарующую мягкость. Она манила к себе. Никто никогда не казался ему столь привлекательным, столь честным.

Кажется, всю свою жизнь он ждал встречи именно с такой женщиной. Но она этого не понимала. Да и как ей понять? Он теперь боялся, что распростится с ненавистью навсегда.

Внутри что-то сжалось, завязалось узлами. Он подался вперед и дотронулся до ее лица, слегка приподняв подбородок. Само прикосновение к ее шелковой коже опасно успокаивало, опасно щекотало. Благодаря ей он острее чувствовал свое одиночество — хотелось только ее, быть только с ней.

— Я не очень-то люблю делиться наболевшим, признался Джошуа. — Стоит лишь тронуть прошлое, оно начинает грызть изнутри, пока я хоть как-то не гашу его.

Ладонью он коснулся шеи, почувствовал ее учащенный пульс. Волны качнули яхту, и они, будто сговорившись, упали на палубу и немедленно прильнули друг к другу.

— Джошуа, выброси из головы все плохое, думай о хорошем, — вкрадчиво сказала она, прижимаясь теснее.

— Это не так легко. — Его рука, ласкавшая ее волосы, замерла. — Иначе я просто не буду ничего чувствовать.

— Ты продолжаешь утверждать, что тебе не нужна любовь… — Теперь ее голос дрожал.

— Да, не нужна. Любовь подобна крючку, зацепившемуся за сердце. Рано или поздно за крючок дернут, и тогда сердце разорвется на части.

Не успев толком сообразить, что происходит, он схватил ее за плечи и теснее прижал к себе. Как и прежде, ей это было приятно. По его членам разлилась волна блаженства. Опять возникло опьяняющее, согревающее кровь искушение, оно наполняло каждую клеточку его мужского естества.

— Так все же, почему ты пригласил меня на прогулку? — прошептала она.

— Потому, что я хочу близости. — Его пальцы судорожно сжали ее плечи, и теперь он вновь привлек ее к себе, дав почувствовать напряженность своего тела.

Она протяжно, прерывисто вздохнула.

— Так, значит, ничего не изменилось?

— Зачем ты пытаешься все усложнять, когда нам обоим хорошо?

— Джошуа, я не могу жить с ненавистью в душе, как ты, — прошептала Хани. В этот момент она несмелой рукой коснулась его волевого подбородка.

— Ты что, хочешь все кончить? — В его голосе появилась суровая нотка.

Было слышно, как она с трудом сглотнула.

— Только потому, что я нужна тебе всего на одну или две ночи. — Он не отрицал, и ее взор потускнел, рука Хани безвольно упала.

— Ты хочешь меня так же, как и я тебя. — Его цепкие руки не отпускали ее. — Ты же знаешь, что это так.

— Да, но всякий раз, когда ты дотрагиваешься до меня, ты все глубже вонзаешь крючок в мое сердце. Я не хочу больше испытывать боль. — Она попыталась оттолкнуть его. — Если ты ничего ко мне не чувствуешь, лучше отпусти. Пожалуйста, Джошуа…

Или бери сам, или возьмут тебя. Его руки сжали ее талию.

— О Джошуа… Неужели ты и правда так эгоистичен? Так груб? Неужели ты считаешь, что обидели тебя одного? Всю свою жизнь я хотела любви.

— Ты была замужем.

Ее веко нервно дернулось.

— Таких чувств, как сейчас, я раньше не испытывала. И мне стыдно. Майк был таким добрым, таким порядочным…

— Да черт с ним! Меньше всего я хочу выслушивать сравнение себя с твоим бесподобным мужем!

— Джошуа, я не думаю, что любила святошу.

Мне кажется, я могла бы полюбить тебя. Но если ты не испытываешь ко мне никаких чувств и тобой владеет только похоть, будь добр, отпусти меня!

Будь добр? Он саркастически рассмеялся.

Вдруг он страстно поцеловал ее, сильно прижавшись губами; его язык настойчиво утверждал свои права на новую территорию.

Яхта колыхалась от ударов волн.

— Пожалуйста, Джошуа, отпусти.

Ему не хотелось уступать ее просьбе, но, взглянув в ее перепуганные, несчастные глаза, он понял, что нельзя жить так, как он жил. Как он может воспользоваться ее слабостью?

Лишь только он ослабил руки, она вырвалась и, покатившись, очутилась в кубрике. Трясясь в испуге, она закрыла дверь на щеколду, надеясь, что он больше не тронет ее.

Черт возьми! Он что, в самом деле чудовище?

Или так же боится за себя, как и она? Если отвергнуть ненависть, то что же останется?

Его, кажется, поглотила леденящая темнота. Он взглянул на проплывающие огни. Ночь становилась все холоднее, и Джошуа показалось, что он продрог до костей.