Ангельские глазки - Донна Олвард Страница 23

Он взял ее за запястье и заговорил низким и печальным голосом:

— Кто бы тебе ни говорил обратное его сейчас здесь нет, Элли. Забудь.

— Забыть так, как забыл ты, Вьятт? — Она едва не съежилась от своих жестоких слов. Неужели она настолько хотела защититься, что решила его обидеть? Ей стало стыдно.

Вьятт выпрямился и отстранился. Момент близости закончился.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — парировал он на ее замечание, но она понимала — он лжет.

— Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Ты умчался отсюда после отъезда Анджелы и с тех пор скрывался в амбарах. Это не имеет никакого отношения ко мне. Что ты имел в виду, говоря, что мог ее потерять?

— Теперь это не важно. — Повернувшись, он направился к ступеням.

Элли смотрела, как он уходит. Вьятт закрывается от нее и уходит, а ей страстно хочется понять, почему при малейшем упоминании о собеседовании с работником социальной службы он бледнеет, а его плечи напрягаются. Из-за чего он жаждал остаться один на несколько часов? Почему он так обиделся сейчас?

— Никогда не считала тебя трусом, Блэк, — обвинила она его. Ее сердце екнуло и подпрыгнуло к горлу. Она намеренно его провоцировала, зная, что, если будет с ним миндальничать, он просто от нее отмахнется.

Ее резкие слова возымели желаемый эффект. Он повернулся, и его взгляд резанул по ней.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Нет, не знаю. Но я полагаю, это нечто серьезное, если ты сбегаешь из дома и скрываешься в амбарах. Ты предпочитаешь несколько часов провести в одиночестве, а не оказаться дома. Ты пропускаешь ужин и время купания Дарси, проводя вечер в неотапливаемом амбаре. И должно быть, это действительно нечто важное, если ты стараешься отвлечь меня поцелуем. Я задала простой вопрос, а ты убегаешь.

— Ерунда. — Он снова стал отворачиваться, на его лице читалось виноватое выражение.

— Нет, не ерунда. Это что-то важное, и оно провоцирует у тебя страх. Если мне придется здесь остаться, если Дарси придется здесь остаться… — Она помолчала, боясь озвучить свои мысли, но желая быть сильнее, чем прежде. — Если мы затеяли какое-то дело, то я думаю, что заслуживаю знать, что происходит.

Он повернулся к ней так резко, что она отпрянула.

— Я ничем тебе не обязан, — прорычал он. — И если мы заговорили о побеге, чем ты занимаешься, Элли? Разве не от жизни ты скрываешься в доме Камеронов, а? Сбежать, укрыться… Каждому из нас есть что скрывать, да? — Он усмехнулся. — В любом случае, зачем ты здесь? Играешь в реальность? Ты… и твои скатерти и подушки… и еще бог знает что.

Несмотря на его обидные слова, Элли решила стоять на своем. Она вздернула подбородок.

— Я определенно не намеревалась переступать черту, — натянуто произнесла она. — Я думала, ты хочешь, чтобы я это делала. Если тебе не нравятся скатерти и подушки, я их уберу, а ты вернешь дому прежний вид. И запомни, Вьятт Блэк, ты мне ничем не обязан. — Времена, когда ее оскорблял Тим, прошли. Теперь она сильнее. — Если только ты не затеял игру. — Она засунула руки в карманы, стараясь их согреть. Внезапно вечер показался ей намного холоднее. — Если недавняя сцена между нами была игрой, то ты очень жесток, Вьятт.

На секунду он открыл рот, потом сомкнул губы в твердую линию. Шляпа закрывала его глаза, но она чувствовала на себе его извиняющийся взгляд.

— О боже, прости. Я не затевал игр, Элли. Мне не следовало этого говорить.

— Я знаю, — согласилась она.

Его губы стали мягче, он опустил плечи.

— Я действительно тебе обязан за все, что ты сделала. Но прошу тебя, не спрашивай меня об этом, — выдохнул он.

Элли вздохнула, тронутая страданием в его голосе. Что она делает? Она чувствует, что все ее планы и решения рушатся, как только она оказывается рядом с Вьяттом. Он опасен. И эта опасность кажется Элли волнующей.

Сочувствие и провокация не помогут. Возможно, у него есть право хранить свои секреты.

— Тогда я возвращаюсь в дом. Если хочешь поужинать, еда в холодильнике.

Элли очень удивилась, когда услышала за спиной щелчок открываемой и закрываемой двери. Обернувшись, она увидела позади себя Вьятта. Он стоял в дверном проеме, стиснув зубы, его волосы были немного растрепаны, словно он взъерошил их пальцами. Шляпа небрежно висела в его руке.

— Я не трус, — твердо сказал он. — Больше нет.

— Тогда почему ты сбежал? Я закончила кормить Дарси и обнаружила, что ты ушел. Я не знала, где ты, до тех пор, пока не стемнело и в амбаре не зажегся свет.

Он шагнул вперед, глядя на нее умоляющим взором, словно заклиная ее понять его.

— Ты знаешь, какие вопросы она задавала, Элли? Мы не обсуждали общие вопросы. Она спрашивала о том, о чем предпочитаешь забыть. Именно так они поступают… — Он бросил шляпу на стул и закрыл лицо руками.

Жест оказался настолько неожиданным, что Элли отчаялась. Она не понимала, что следует делать. Она чувствовала его резкую душевную боль и безнадежность ситуации. Медленно выдохнув, он убрал руки от лица. Элли почти пожалела о том, что он открыл лицо. Казалось, он чувствует себя так же, как чувствовала себя Элли в то утро, когда проснулась и по-настоящему осознала, что больше никогда не подержит на руках Уильяма.

— Не нужно, — сказала она, качая головой. — Мне жаль, что я тебя спровоцировала. Ничего не говори, Вьятт, это слишком больно.

Но теперь он ее игнорировал, словно открыл дверь и не мог уже остановиться.

— Она подначивала и вытаскивала из меня каждую деталь на все темы, какие можно вообразить. Это собеседование вторгается в каждый аспект твоей жизни. Возможно, теперь ты поймешь, почему мне нужно было побыть одному.

— Она спрашивала о твоих отношениях с Барбарой?

Он обиженно фыркнул:

— Прежде всего она спросила, когда я узнал, что она моя сестра. Почему я хочу заботиться о ее ребенке, хотя мы едва друг друга знаем. Тот факт, что Барбара является плодом любовной интрижки, послужил причиной исследования нашей семейной жизни.

Элли побледнела. Копание в болезненных событиях заставит кого угодно захотеть уйти в себя.

— Она спрашивала о том, что тебя забирали из семьи? О жестокости твоего отца?

— О да. — Его руки задрожали, он засунул их в задние карманы джинсов. Теперь взгляд Вьятта был диким, как у загнанного в угол животного. — О моем отце, этом «образцовом» родителе. О том, есть ли у меня его качества. О том, как я отношусь к физическому насилию. О том, что я думаю по поводу дисциплины.

— Мне так жаль, Вьятт.

Он несколько раз вздохнул, прежде чем ответить:

— Обо всем этом я не желал говорить ни с одной живой душой. Все эти демоны, которых я старался победить. Поэтому мне пришлось доказывать, что я чего-то стою.