Анатомия любви - Дана Шварц Страница 23

– Женская анатомия, – заговорил доктор Стрейн, глядя прямо на Хейзел, – это странный зверь. Эта женщина – повешенная вчера, в одиннадцать часов, на Грассмаркет-сквер, за убийство одного из постояльцев ее гостиницы. На вид она слишком мала и слаба, чтобы совершить что-то подобное.

Несколько парней в классе рассмеялись. Но не Хейзел.

Доктор Стрейн вытер скальпель о камзол.

– Мое имя, – представился он, – доктор Эдмунд Стрейн. Я буду вести анатомическую часть вашего курса, начиная с сегодняшнего занятия. Доктор Бичем, человек известный, с хорошими связями, предпочитает оставлять эту часть курса мне. Как вы могли уже заметить, Бичем не из тех, кто любит пачкать руки. – Стрейн поднял одну руку, изобразив, что надевает перчатку. – К тому же представьте, как нелегко втиснуть занятия со студентами в расписание, если оно забито приглашениями на чай и выдачей автографов. Но неважно. Как я уже сказал, пришло вам время изучать анатомию.

Трапп усмехнулся.

– Мы и так уже неплохо поизучали анатомию, – сказал он.

Доктор Стрейн почти улыбнулся.

– Нет, – возразил он. – Вы изучали теорию. Доктор Бичем – великолепный терапевт и одаренный ученый. Но, боюсь, Бичем так и не смог овладеть хирургическим искусством в той же мере, что и я. Да, это искусство, мистер Трапп, понимание, что тело – это в равной степени плоть и сосуд для бессмертной души, умение почувствовать его под ножом… – Здоровый глаз Стрейна затянуло задумчивой дымкой, но тут он тряхнул головой и снова уставился на студентов. – Да, еще, доктор Бичем так привык к уютным гостиным лордов и джентльменов, что не желает портить костюм трупной вонью, – с усмешкой выдал он. – Все это к тому, что дважды в неделю, по вторникам и четвергам, я буду читать вам лекции по анатомии. Доктор Бичем на своих занятиях будет рассказывать о способах лечения и лекарственных средствах. Будьте готовы к тому, что меня не так просто впечатлить, как моего уважаемого коллегу. И уверяю вас, то, что я дам в лекциях, является неотъемлемой частью врачебного экзамена в конце семестра. Поэтому обращаюсь к тем, у кого есть хоть малейшая надежда на успех: будьте очень внимательны.

Без дальнейших церемоний доктор Стрейн воткнул скальпель в тело мертвой женщины на столе и сделал разрез от грудины до пупка.

В классе всегда чувствовался отчетливый душок: засохшей крови, железа, загадочных жидкостей для консервации, налитых в банки с образцами, которые выстроились вдоль стен. Но после первого же разреза Стрейна в воздух поднялась волна ужасной вони. Нескольких студентов заметно тошнило, но Хейзел удалось сглотнуть желчь, подступившую к горлу.

– Вы, там, – позвал Стрейн Гилберта Берджесса, ткнув в его сторону измазанным в крови скальпелем. – Имя.

– Гилберт Берджесс, сэр, – ответил тот. Парень определенно позеленел.

– Сколько камер в сердце, Гилберт Берджесс?

Берджесс вздрогнул. Хейзел была уверена, что, если бы спрашивал Бичем, он бы ответил без запинки. Но что-то в Стрейне – то ли повязка, то ли плащ, то ли сурово сжатый рот – наводило ужас.

– Э-э… шесть, сэр? – даже не сказал, а скорее пискнул Берджесс.

Стрейн стукнул тростью об пол с такой силой, что тот содрогнулся.

– Кто знает? Поднимайте руки, не стесняйтесь. Вы, там.

Он указал прямо на Хейзел, которая с удивлением смотрела на собственную руку, без всякого ее участия взметнувшуюся вверх.

– Джордж, – тихо сказала она. – Джордж Хейзелтон, сэр. Ответ – четыре, сэр. Правое предсердие, левое предсердие, правый желудочек и левый желудочек.

– Верно, – процедил Стрейн сквозь стиснутые зубы. – Что ж, продолжайте, мистер Хейзелтон. Назовите четыре клапана сердца.

Хейзел прикрыла глаза и постаралась припомнить схему со страниц «Трактата доктора Бичема».

– Аортальный клапан, сэр. Трикуспидальный клапан. Легочный клапан и… и митральный клапан. – Она улыбнулась, чувствуя, как облегчение затапливает тело.

– Очень хорошо, мистер Хейзелтон, – спокойно произнес Стрейн, хотя в тоне его слышалась насмешка. – Пожалуйста, встаньте и пройдите в начало класса.

Ноги Хейзел повиновались, и она вышла в начало класса и остановилась так близко к Стрейну, что почувствовала идущий от того запах портвейна и чего-то кислого вроде испортившихся лимонов.

– Доставайте сердце, мистер Хейзелтон.

Хейзел тяжело сглотнула, задержала дыхание и выполнила приказ, стараясь не смотреть на лицо женщины, в чьем теле копалась ее рука. Наконец она вытащила сердце, которое оказалось тяжелее, чем она ожидала, и было покрыто холодной вязкой слизью.

– А теперь, – сказал Стрейн, – покажите нам клапаны, которые только что назвали.

Хейзел взглянула на сердце, этот незнакомый кусочек плоти черно-фиолетового цвета. Оно имело странную форму, несимметричную, было толще с одной стороны, к тому же половина была закрыта какой-то толстой белесой бляшкой. Все это настолько не походило на аккуратную картинку из учебника Хейзел, что она с уверенностью не могла сказать даже, где тут верхняя часть.