Поклянись быть моей - Джэки Эшенден Страница 23

Уиллоу приподнялась и повернула к нему голову.

— Тихим и прилежным? Ты?

Он улыбнулся.

— Я же сказал, что в это трудно поверить.

Она весело усмехнулась.

— Когда я играла в лесу, моими выдуманными друзьями были совсем не девочки. Не знаю почему, но я всегда представляла мальчика. Иногда он спасал меня от смерти. А иногда… иногда я его спасала.

Ахилл никогда не задумывался о том, что его нужно спасать. Но сейчас он был твердо уверен в том, что если бы его надо было спасть, у Уиллоу это отлично получилось бы.

— Тот мальчик был реальным? — тихо спросил он. — Или только воображаемым?

— Нет, он никогда не был реальным, — вздохнула Уиллоу. — Наверное, это хорошо. Отцу не нравилось бы, если бы ко мне приходили дети. Он говорил, что они шумные.

— Эх, нам стоило бы поменяться отцами. Моему было плевать на оценки и на учебу. Он всегда хотел, чтобы я охотился. И рыбачил. И играл в регби. В общем, занимался всем тем, что положено любить правильному английскому мальчику. — «И в чем преуспевал Улисс».

— А ты не любил, да? — спросила Уиллоу.

— Ну, я не был правильным английским мальчиком. Я наполовину грек. Не буду утверждать, что все греческие мальчики любят чтение книг больше, чем английские, но я любил. В книгах было так много интересного.

Уиллоу легла полубоком и оперлась на локоть.

— А у тебя никогда не было желания исследовать лес Торнхейвена?

Ахилл сразу напрягся. Ему не хотелось говорить о своем детстве. Не хотелось снова чувствовать себя призраком здесь, на этом острове, с ней.

— Практически нет, — ответил он. — Так что случилось с твоим отцом? Как я понимаю, у него был инсульт и ты стала его сиделкой? — Он уже знал, что все это так, но рассчитывал услышать историю из ее уст.

По ее выразительному лицу прошла тень.

— Да. После окончания школы мне пришлось остаться с ним, потому что больше никого не было. Я нашла работу в деревенском кафе, иногда нанималась к людям на уборку дома. Работать в другом месте у меня возможности не было, потому что я не могла надолго оставлять отца без присмотра.

Да, жалкое существование для такой яркой и страстной натуры, подумал Ахилл. Бедняжка, ей пришлось ухаживать за стариком, который, судя по рассказам, никогда не ценил то, что имеет. Интересно, она когда-нибудь мечтала о большем? Если да, почему оставалась с человеком, который не заслуживал ее самопожертвования?

— Прости меня, Диана, — сказал Ахилл, — но все выглядит так, что твой отец не заслуживал твоего самопожертвования, того, что ты ограничила свою жизнь уходом за ним.

Уиллоу отвела от него взгляд.

— Он же мой отец.

Его гнев обратился на нее, и он захотел выяснить, почему она заключила свою яркую жизнерадостность в клетку холодности и сдержанности.

— Отцы должны заслуживать уважение точно так же, как и другие люди. Оно не полагается им автоматически. Что твой отец сделал, чтобы заслужить его?

Уиллоу молчала. Ахилл чувствовал ее напряжение.

— Он ничего не сделал, чтобы заслужить его, — после долгой паузы произнесла она. — Но инсульт — это моя вина. Вернее, я считаю себя виноватой.

Ахилл погладил ее по плечу.

— Расскажи мне об этом.

— Рассказывать нечего.

— Есть. Расскажи.

Уиллоу глубоко вздохнула и заговорила:

— Он был хирургом, а я очень хотела сделать что-то, что позволило бы ему гордиться мной. Поэтому весь год после своего шестнадцатилетия я посвятила учебе. Я… я не была лучшей в классе, но в тот год старалась изо всех сил. Я получила хорошо с плюсом по биологии и была очень довольна. И я ожидала, что такой результат произведет на него впечатление, но… не произвел. — Она отвернулась, как будто не хотела, чтобы он видел ее лицо. — Он сильно расстроился из-за того, что я не получила «отлично», заявил, что мне нужно больше работать и не донимать его оценками ниже отлично с минусом. В общем… я взбесилась. Меня это здорово задело. Я так старалась ради него — я всегда старалась ради него, — а оказалось, что ему плевать. Я сорвалась с катушек. Мне захотелось причинить ему такую же боль, поэтому я схватила фотографию матери с его письменного стола и вытащила ее из рамки. А потом разорвала на мелкие кусочки. — Она продолжала смотреть в сторону. — Он очень ценил эту фотографию — других у него не осталось, а маму он любил всем сердцем. Он так и не пришел в себя после ее смерти. Именно мама хотела ребенка, а не он, но она умерла, а он остался со мной на руках, и я, вероятно, стала постоянным напоминанием о его утрате. — Она помолчала. — Он дико расстроился из-за фотографии. Я впервые увидела, чтобы он так эмоционально реагировал. И он просто повалился на пол. Я вызвала скорую, его увезли в больницу. Инсульт действительно был тяжелым, и хотя мне сказали, что моей вины в этом нет, я…

— Ты все равно продолжаешь винить себя, — тихо сказал Ахилл.

— Отец всегда говорил мне, что я должна контролировать себя, и он был прав. Я хотела причинить ему боль, и у меня получилось.

Ахилл не мог допустить, чтобы она продолжала винить себя. Потому что никакой ее вины не было. Ее беда состояла в том, что она искренне любила отца, который не мог любить ее в ответ.

Отца, который слишком глубоко ушел в свою скорбь.

«Как и ты».

Нет, не как он. Потому что в его сердце пусто. Потому что остатки любви он стряхнул с себя в тот день, когда навсегда покинул Торнхейвен.

Ахилл вдруг притянул Уиллоу к себе, потом уложил ее на спину, так, чтобы она смотрела на него. В ее глазах читалась боль.

— Выслушай меня, — сказал он, взяв ее за подбородок. — Да, ты разозлилась, да, ты вышла из себя. Да, ты хотела причинить ему боль. Но тебе было всего шестнадцать, и ты не можешь брать на себя ответственность за его неудачи. Ты была его дочерью. Он должен был любить тебя и принимать такой, какая ты есть, а не винить тебя в том, в чем ты не виновата.

— Но я…

— Нет. Ты не трудная и ты не «наказание». И не требовательная. И характер у тебя живой и деятельный. Ты энергична, как вихрь. Ты прекрасный вихрь, понимаешь? — Он произнес все это спокойно и четко, и в его словах слышалась убежденность. И ему очень хотелось, чтобы она уяснила: все это правда. — Ты страстна и любопытна, ты умеешь глубоко чувствовать. — Продолжая удерживать ее за подбородок, он наклонился и легко на мгновение прихватил зубами ее нижнюю губу. — Ты богиня, моя Диана. Ты огонь. Ты вспышка на солнце. — На этот раз он поцеловал ее. — Ты упряма и дерзка, и мне это нравится. — Еще один поцелуй. — Мне нравится, когда ты сердишься. — Опять поцелуй. — Мне нравится, когда ты превращаешься в дикарку. Ты нравишься мне такой, какая ты есть, и никакой другой тебе быть не надо.

Уиллоу трепетала от его поцелуев, ее взгляд затуманился. Не говоря ни слова, она потянулась к нему и припала к его губам в поцелуе. И в этом поцелуе была она вся: и деятельная, и жизнерадостная, и страстная. Он разжег ярче горевший в ней огонь и с наслаждением сгорел в нем дотла.