Ведьма по имени Ева - Екатерина Слави Страница 23

Она подошла к кровати. Он хотел приподнять голову, сделать какое-нибудь движение, но не смог. Тело не слушалось его. И тогда он услышал ее шепот: нежный, льющийся, словно ручей, и слегка смеющийся над ним:

– Не шевелись. Это глупо, потому что все равно ничего не выйдет. Я так хочу.

Она опустилась на кровать и, подобрав под себя стройные ноги с кожей, сияющей золотым светом, обхватила их руками.

– Я буду говорить. Ты – слушать. Твой роковой этап приближается. Скоро. Очень скоро. Ты ждешь его, и в тебе нет страха. Ты решил: поедешь, даже если снова повторится то, что случалось уже дважды.

Он ловил каждое ее слово, но глаза словно магнитом тянуло к ее телу – платье было совсем прозрачным.

– А теперь слушай очень внимательно. Ты должен запомнить. Ты сядешь в свой гоночный автомобиль и стартуешь в Гран-при Италии только для того, чтобы выиграть. Ты ни разу не вспомнишь о прошлых авариях. Вся твоя жизнь до этой минуты исчезнет. Ты придешь первым. Все просто.

Она приподнялась и улыбнулась. Фабио знал, что она должна быть красива, он видел ее улыбку, но, как это часто бывает во сне, никак не мог рассмотреть ее лицо.

– Слишком много света, – вдруг прошептала она еще тише.

Свечи вмиг погасли, но в темноте он все еще видел очертания ее фигуры. Она хотела уйти. Фабио потянулся за ней, и его ладонь коснулась ее ускользающих пальцев, но…

Она исчезла. Он откинулся назад и понял, что просто лежит в темноте. Каким-то непостижимым образом он чувствовал, что по-прежнему видит сон. Этот сон был наполнен темнотой, тишиной и биением его собственного сердца: нестерпимо громким, исходящим как будто из окружающей его темноты. Громче. Громче! Громче!!! Он почувствовал острое желание проснуться… и в тот же миг чье-то гибкое тело сплелось с его телом, тонкие руки с его руками, а горячее дыхание с его дыханием. Биение сердца вернулось в его грудь, и там дробь зазвучала тише, но чаще – с бешеной, неукротимой страстью. Когда на него глянула опьяняющая лазурь нечеловечески прекрасных глаз, он больше не хотел просыпаться.

***

Ева стояла на террасе тринадцатого номера, облокотившись о перила. Ночная прохлада наполняла ее грудь удивительным воздухом, в котором были и незнакомые, новые для нее запахи, и свежесть, и приближение рассвета.

Ева улыбалась: она была довольна. Она уже поселилась у него внутри. И не тогда, когда руки ведьмы оплели его своим колдовством. Раньше – когда его слуха коснулись крадущиеся звуки ее шагов.

Он искал ее по всему дому. Он не знал, кого ищет. Но это не имело никакого значения. Главное – он искал.

Кто-то на его месте решил бы, что ему померещилось… Для ведьмы оскорбительно, когда ее не замечают. Кто-то другой вызвал бы полицию… Улитка, прячущая рыхлое тельце в раковину. А третий, если и пошел бы осматривать дом, то с дрожью в коленях и чем-то тяжелым в руках… Все равно что прыгать с большой высоты, цепляя на плечи тяжелый и неуклюжий парашют, когда за спиной расправлены крылья.

Фабио Росси искал. И в его глазах – да, она видела в этот момент его глаза – мелькнул азарт. Фабио был не такой как все. Она почувствовала это еще тогда, когда впервые увидела его.

Под вспышками фотообъективов и пристальным вниманием видеокамер он с азартом во взгляде и улыбкой, излучающей жизнерадостное спокойствие и силу, заявил, что вновь намерен стать лучшим гонщиком мира.

Тогда она впервые увидела человека, живущего в полную силу и при этом не исковерканного пороками. Об этом она тоже знала: примерный семьянин, хороший отец, верный муж.

У него была судьба, которая должна была сломать его, разорвать на части его дух и выбросить в выгребную яму человеческих судеб – тех, которые сломались раньше. Разочарование ломилось в его сердце, в его душу, но… неизменно оставалось стоять на пороге. Для Евы это было чудо – как будто на его двери висел замок, от которого у разочарования просто не было ключа. Она должна была раскрыть этот секрет.

Шорох шагов на террасе прервал ее размышления. Знакомый голос влился сладкозвучным шелестом в предрассветную тишину:

Ты сновиденье или явь?

Пришла: нежна и молчалива.

Прообраз страха иль надежд

Несешь в глазах своих игривых?

Кто ты? Не демон и не бог,

И не животное творенье.

Ты пустота – ночной порок,

Ты сизо-дымное виденье.

Ты завораживаешь тьмой –

И ночь длинней, а день короче.

Ты отнимаешь мой покой,

Неуловимый призрак ночи.

Ева улыбнулась.

– Неужели двенадцатый номер был свободен?

– Да. Был. – Пилигрим повернул к ней свое лицо. Несколько секунд он изучал ее, потом с легким удивлением сказал: – Ты спокойна.

– Ты ожидал иного?

– Разве не исполнилась твоя мечта? Мужчина, которого ты хотела, стал твоим.

Глаза Евы потемнели от гнева. Однако голос ее оставался тихим и безмятежным.

– Ты сказал это, чтобы обмануть мои чувства, Пилигрим. Ты хочешь, чтобы я попала в сети твоих слов и отказалась от цели?

Пилигрим молчал. Он отвел от нее взгляд, и Ева поняла – он сказал эти слова от бессилия. Она смягчилась – мрак в ее глазах рассеялся.

– Он еще не стал моим. Но в нем уже живет воспоминание обо мне.

– Он такой, каким ты его себе представляла?

– Он полон жизни. Только это по-настоящему важно. Узнать его мне лишь предстоит. Я узнаю. Я загляну в его душу.

– А если что-то в его душе оттолкнет тебя?

Ева не ответила. Она смотрела на воды Тирренского моря.

– Это правда, что глаза – зеркало души, Пилигрим?

– Да. Они окна, в которых душа как на ладони.

На глади моря отражались звезды и предутреннее небо. Это море тоже смотрело на Еву. Его взгляд был манящим и сулил бесконечность.

– Я видела его глаза, Пилигрим. Синие, как воды Лазурного грота на этом острове. Синие, как воды Тирренского моря. Его душа – не болото. Его душа – это море… Глубокое синее море… А море не может быть отталкивающим. Оно прекрасно.

– Глаза, в которых ты увидела самую глубокую пропасть, однажды тоже показались тебе прекрасными.

В голосе Пилигрима впервые за долгое время послышались холодные нотки. Ева только улыбнулась в ответ на этот не опасный для нее выпад.

– Кстати, раз уж ты о нем вспомнил… Он велел мне, где бы я ни была, искать число тринадцать. Тебе известно почему?

– Ключ. Замок, – после недолго молчания, будто нехотя отозвался Пилигрим.