Родной. Чужой. Любимый - Лили Орландо Страница 23

Артём стоял посреди холла и тоскливо смотрел по сторонам. Присесть здесь было некуда. Ждал он уже полчаса, и букет из тридцати бордовых роз начинал ощутимо оттягивать руки. Пришла даже мысль положить цветы на пол, но тогда придётся поднимать их, когда Флоранс наконец появится. Как-то не слишком красиво это будет выглядеть.

А Артёму хотелось её поразить. Хоть чем-нибудь уже.

Моник открыла ему дверь уже полчаса назад и пошла наверх, чтобы позвать свою дочь. С тех пор со второго этажа не донеслось ни звука.

Уснули они там, что ли?

Ухаживания за юной и привлекательной француженкой напоминали ему осаду неприступной крепости. С каждым свиданием Артём всё больше увязал в этом противостоянии. Добившись лишь двух поцелуев. Сладких, но недостаточных.

Флоранс дразнила его, изводила ожиданием, обещала, не словами, но каждым движением, жестом, взглядом, что вот-вот, ещё немного, и крепость падёт. А Артём окажется в райских кущах и вкусит наконец этот недоступный, но такой притягательный плод.

Он дарил цветы, водил её по дорогим ресторанам и интересным местам Анапы.

Даже как-то вытащил её на пляж. Они почти весь день провели вместе, загорали рядышком, слегка касаясь полуобнажёнными телами, катались на водном мотоцикле.

И под конец Артёму пришлось прикрываться полотенцем, чтобы окружающим не бросалось в глаза его чересчур возбуждённое состояние.

Но Флоранс это только рассмешило. Она легко приобняла его и поцеловала в кончик носа, прошептав только одно слово:

– Скоро…

И Артём размяк, как малиновое желе, позволяя чертовке и дальше изводить его.

Теперь для него стало делом принципа уложить эту недотрогу в постель. Он чувствовал, что ночь с ней будет очень жаркой. И ждал исполнения своего уже ставшего заветным желания.

Да сколько можно?

Артём снова взглянул на часы, решив, что если они не спустятся через минуту, он сам пойдёт искать Флоранс.

Но она словно прочитала его мысли и появилась наверху лестницы. Словно желая, чтобы он лучше оценил её вид, девушка на несколько секунд застыла, глядя на Артёма сияющими глазами.

Эта женщина была прекрасна. И её стоило ждать.

Где-то на задворках сознания мелькнула мысль о другой ещё более прекрасной женщине, но Артём отмёл её и помотал головой, возвращаясь в реальность.

* * *

В конце дня Василию позвонила тёща и сообщила, что он может приводить свою протеже. Говорила она так громко, что даже я слышала скрипучий старческий голос. Пожилая женщина, уже представлявшаяся мне ведьмой со спутанными седыми, свисающими паклей волосами, ехидно заявила, что если молодка будет у неё под присмотром, то меньше возможностей для начальника наставить рога своей жене.

Я замерла с открытым ртом.

Кажется, уже начинала жалеть, что отказалась смотреть квартиру на другом конце города. Там хотя бы жила одна, а не с милой бабушкой – божьим одуванчиком по соседству.

Милой, разумеется, в кавычках.

Василий смотрел на меня с виноватой улыбкой. Кажется, и сам понимал, что поторопился найти мне жильё таким обманчиво простым способом.

Вечером я оглянулась на пришедшего в себя и запертого в клетке Джека, провожавшего нас тоскливым, полным вселенской грусти взглядом, я закрыла на замок обливавшуюся слезами сожаления совесть, а следом за ней захлопнула дверь клиники, два раза повернув ключ.

Прости, дружок, придётся тебе пока пожить в не слишком комфортных условиях. Жаль, что твой хозяин оказался таким мерзавцем.

Шли пешком. В семье Василия была всего одна машина, и сейчас на ней Лизавета уехала в Краснодар. А мой Жук теперь, всеми забытый, стоял в папином гараже. Я тяжело вздохнула. Всё же успела к нему привязаться. Но так будет лучше.

Мне не нужны подачки от постороннего человека.

Пусть обладательнице красной помады дарит Жуков. А я птица гордая, лечу сама по себе. На своих двоих. При тридцати пяти градусах в тени.

Злиться у меня не получалось. В сердце прочно поселилась тоска и острое чувство одиночества. Я снова вздохнула и почувствовала, как Василий легонько толкает меня в плечо.

– Эй, ты чего нос повесила? Не хочешь идти к старой ведьме? Так и скажи, вернёмся в клинику. Скажу ей, что ты уже нашла жильё…

– Нет-нет, – перебила я его и постаралась улыбнуться. На мой собственный взгляд, не слишком убедительно. – Всё нормально. Я хочу посмотреть дом.

– Ну тогда мы пришли, – Василий остановился перед невысоким, до пояса, дощатым заборчиком, выкрашенным в зелёный цвет.

Вдоль всего забора снаружи висели округлые горшки с разноцветными петуниями. А вдоль внутренней части белели высокие гладиолусы. Дальше росли два раскидистых грецких ореха, с ветки одного из них свисали качели, состоявшие из доски, привязанной с двух сторон толстой верёвкой.

Меж орехами шла выложенная плиткой дорожка, прямая как стрелки на брюках офицера. Она упиралась в дом и обходила его с двух сторон, стремясь дальше, на задний двор.

На дорожке стояла женщина.

Сообразуясь с новой политикой правительства нашей страны, она была совсем молодой, ещё даже не достигшей пенсионного возраста.

А я её старухой посчитала…

– Здравствуйте, Серафима Анатольевна, – ненатурально заулыбался Василий, открывая калитку и кивая мне головой, чтобы шла за ним.

Тёща бородача была высокой, довольно крупной. Её рост ещё больше увеличивала красноватая копна начёсанных волос, очень похожих на парик. Яркий вызывающий макияж напоминал боевой окрас.

А от приветливого выражения лица Серафимы Анатольевны хотелось присесть на задние лапы и попятиться.

На ней была надета обтягивающая телеса и складки футболка с крупным цветком на не менее крупной груди и красные шорты до середины бедра.

Я сглотнула.

– Вот, привёл вам жильца, – Василий подвинул меня за плечи вперёд и выставил перед тещей, словно живой щит.

– Здравствуйте, – на моём лице расцвела та же ненатуральная улыбка, от которой вскоре свело челюсти.

Серафима Анатольевна окинула меня пристальным взглядом. Сначала просканировала с головы до ног, а потом обратно вверх. У меня в голове всплыли кадры с терминатором, который сравнивал с собой размер одежды крупного байкера. И я с трудом удержалась от нервного смешка.