Жизни Анны. Мистический роман - Максим Яковенко Страница 23

– Думала, что война скоро закончится, мы победим, и я продолжу учебу на актерском. Меня мои товарищи в отряде так и звали «актриса» и доверяли самые тяжелые роли: пойти в город под видом местной, например. Как-то однажды я так и пошла – это было мое самое яркое воспоминание прошлого воплощения. Нужно было узнать, где в пригороде Новгорода, в каком доме живет офицер СС, который терроризировал всю округу.

Анна прикрыла рот рукой, боясь что-либо сказать и даже подумать. Но одна мысль уже начала развиваться в ее уме.

– Офицера СС звали Штефан Польманн, известный как «черная смерть», он мог лично убить женщину, ребенка или старика, ему было не важно, кого. Особенно он ненавидел слабых и беззащитных. Стояла партизанская задача поджечь дом, который он занимал, ночью, пока он спит, чтобы наверняка покончить с ним. И я проследила, нашла этот дом. Где-то посреди ночи я совершила поджог. Но он выбил окно и успел выбежать прямо перед обрушением крыши. Я пряталась в лесу за домом и, увидев его, поняла, что нужно действовать здесь и сейчас. Взяла револьвер и выстрелила в него. Меня практически сразу схватили. Долго пытали, хотели узнать про моих товарищей, где они скрываются, кто у нас главный. Как же было страшно – не передать словами. Утешала только мысль, что я убила Польманна. Помню последние минуты своей жизни: обессиленная из-за пыток, я потеряла сознание, фашисты подумали, что я умерла, и кинули мое тело в овраг, где уже лежали тела расстрелянных людей. Умерла я от удушья… под тяжестью земли… Вот так была похоронена моя мечта стать актрисой.

Валентина Степановна достала из тумбочки начатую бутылку рома, добавив в чашку с чаем три чайные ложки крепкого, посмотрела на Анну с грустной улыбкой.

– Только не говори никому.

– Валентина Степановна, конечно, ваша история между нами.

– Да я не про это. Не говори про ром. В стенах университета ведь нельзя. Но десять граммов в чай сейчас мне в самый раз. Словно заново все пережила.

– Я вас понимаю, а можно мне тоже десять граммов рома в чай? Мне кажется, точнее, я это чувствую, что знаю офицера СС из вашего прошлого воплощения.

– Конечно, знаешь, – сказала Валентина Степановна, наливая Анне в чай от всей души английский капитанский ром.

– От этого еще больше становится не по себе, – сказала Анна, обхватив себя руками.

– Зато теперь ты знаешь, что твой убийца поплатился жизнью.

На кафедре немецкой филологии наступило молчание. Через минуту Анна встала из-за стола и начала ходить по кабинету между коробками, столами и стульями.

– Ну как такое может быть, как это возможно? Франк ведь такой добрый, всегда помогает всем, отзывчивый, а тот монстр эсесовец, это же разные люди?! Хотя… нет, не разные, есть сходство.

– И не только внешнее, правда? – Валентина Степановна тонко уловила мысль Анны.

– Мы познакомились с ним несколько месяцев назад на просмотре фильма «Чтец», когда он оправдывал немцев, убеждая собравшихся, что они не знали о преступлениях национал-социализма и Гитлера.

– О-о-о, он и здесь на кафедре мне все уши прожужжал об этом. Говорит, что виноват один Гитлер, а все остальные либо выполняли приказ, либо ничего не знали.

– Я только не понимаю, почему мы с ним познакомились сейчас? – Анна вернулась к столу и посмотрела прямо в глаза Валентине Степановне.

– А я этого не могу знать, моя дорогая. Я только знаю, почему мы с ним встретились.

– И почему?

– Чтобы я искупила перед ним свою карму, – спокойно сказала Валентина Степановна, потирая больную поясницу, словно выполняя некое специальное упражнение для спины.

– Какую карму? Вы ведь убили офицера СС, преступника. Господи, да ведь он перед этим меня… Вы убили, нет, вы казнили моего убийцу, понимаете это?!

– Вот так и получилось – он тебя, а я его.

Валентина Степановна вновь налила ром в чашку, сверху долив немного чая.

– И зачем теперь искуплять еще какую-то карму перед ним?

– Мы все отрабатываем карму перед кем-то, Анечка. Мы все здесь на этой планете друг друга убивали, насиловали, предавали, любили, делали счастливыми и приносили страдания. За добро мы получали добро, за сделанное зло – зло в ответ. Все так переплетено, что одной не разобраться. Могу сказать, что жизнь – это главная ценность. Даже жизнь фашиста – она тоже ценность, и она так же, как и жизнь младенца, важна в этом мире. Поэтому за фашиста, лишенного жизни, нужно тоже платить.

– Я, кажется, поняла, почему вы постоянно угощаете Франка печеньем и так о нем заботитесь.

– Да, Аня, все так. По законам кармы Франк тоже должен искупить перед тобой вину.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказала Анна, допивая ромовый чай.

– Ему это крайне важно, тебе тоже, между прочим, глядишь, будете очень счастливы.

– Не уверена, смогу ли быть с ним. Как ни подумаю о нем, так вижу фашиста, да и чувства уже не те. Не могу я быть с ним как раньше, до гипноза. Может, мне забыть прошлое воплощение, пойти на гипноз, чтобы стереть все воспоминания, это возможно?

– Ты еще переживаешь травму, Анечка, но и она пройдет. Хорошо, что сейчас Франк далеко, и ты сможешь за это время восстановиться. Жаль, что время не лечит, оно как морфин – убирает боль и страдание, но оставляет причину болезни нетронутой. Время – самое лучшее обезболивающее, но самое плохое лекарство.

Валентина Степановна потянулась за бутылкой рома, но, одернув саму себя, начала собирать чашки, тарелки и заварник с чаем со стола. Откровенный разговор подошел к концу, ни Анне, ни Валентине Степановне уже нечего было сказать. Воспоминания вызвали размышления, а те, в свою очередь, нуждались в долгом осмыслении и, желательно, в одиночестве.

Договорившись встретиться на днях, Анна обняла Валентину Степановну, ставшую за пару часов родной, и пошла с легкой душой на улицу, куда глаза глядят. Ни пасмурная сумрачная погода, ни возможность мокрого снега и риск заболеть снова не отпугнули Анну от прогулки по городу. Перейдя Дворцовый мост, Анна быстрым шагом пересекла Дворцовую площадь и совсем не заметила, как оказалась на Невском проспекте перед входом в книжный в доме Зингера.

«Опять книги», – подумала Анна и пошла дальше.