Когда ты вернешься ко мне - Эмма Скотт Страница 23

– Вы здесь, – говорит наставник Браун, – потому что ваши родители желают вам добра. Они хотят спасти вас от ошибок прошлого и ложных представлений о том, что естественно, а что нет. Они хотят спасти вас от самих себя.

Он останавливает на мне взгляд своих черных глаз и коротко кивает.

– Его.

Грубые руки хватают меня за плечи и тащат по каменистой земле от костра к озеру. Босые ноги отзываются болью, а затем немеют от ледяной воды. Она лижет мою обнаженную кожу, замораживая до самых костей. Холод поднимается все выше, до талии, затем до груди, лишая дыхания, а потом меня полностью окунают под воду.

Я выныриваю, отплевываясь, челюсть дрожит. Сильные руки, словно впившиеся в плечи железные когти, волокут меня обратно на берег. Я брыкаюсь и кричу, дергая онемевшими конечностями, которые меня не слушаются.

– Отпустите меня! – хрипло кричу я, губы с трудом выговаривают слова. – Отпустите меня! Отпустите меня… Пустите…

Отдайте меня воде.

Я скорее сдамся ее холодным глубинам, чем поверю, что мои родители хотели этого для меня…

Задыхаясь и трясясь, я проснулся в холодном поту и понял, что брыкаюсь и извиваюсь под удушающим весом.

– Отпустите меня…

Дикий пейзаж Аляски исчез, и вокруг материализовалась моя спальня в гостевом доме. Из легких с трудом вырывалось надсадное дыхание. Косой луч золотого света падал на деревянные полы.

– Я здесь. Не там. Здесь.

Я стиснул в кулаках простыни, цепляясь за эту комнату и дом. Когда сердце замедлило свой панический бег, я вылез из кровати и, пошатываясь, направился в ванную. Сделал душ настолько горячим, насколько мог выдержать, подставив лицо под струи, чтобы обжигающая вода смыла слезы.

После этого я вытер запотевшее зеркало в ванной и уставился на свое отражение. Опустошенный и затравленный, с блестящими, покрасневшими глазами. В голове роились мысли, воспоминания и зловещий шепот.

Они послали тебя туда специально. Они знали и все равно послали…

Отражение превратилось в паутину трещин, и я отдернул кулак. С трех костяшек левой руки в белую фарфоровую раковину капало красное. Но эта боль была острой, живой и отрезвляющей. Не сном. Она была реальной и принадлежала мне.

Дыхание успокоилось, я вскинул подбородок и стиснул зубы. Теперь отражение смотрело жестко, холодно. Я поднял свой окровавленный кулак, как обещание.

– Больше никогда…

Переодевшись в черные брюки, черную водолазку и свое самое толстое длинное серое пальто, я вышел из гостевого дома, прошел мимо бассейна и направился в главный дом. Мэгс и Редж завтракали, Беатрис привычно хлопотала на кухне, напевая себе под нос.

– Ой, Холден! – воскликнул дядя Реджинальд. – Доброе утро! Как раз к завтраку. Не желаешь?..

– Зеркало в моей ванной нужно заменить, – заявил я.

– Да? – Тетя Мэгс коснулась своей шеи. Ее взгляд упал на мою перемотанную левую руку. – Что произошло?

– У моего кулака случилась незапланированная встреча с зеркалом. Семь лет невезения. Или семнадцать? Никогда не могу запомнить.

– Não, obrigado ^[22], – отмахнулся я от пакетика с обедом, предложенного Беатрис. Я похлопал по фляжке в кармане пальто. – Сегодня на жидкой диете. Чао.

Я ушел, даже не взглянув на нежный, смущенный взгляд Беатрис. Иначе бы расклеился. Я не мог смотреть ни на кого из них с их лицами, полными надежды на отношения как в настоящей семье.

Они не спасли меня тогда. И не смогут спасти сейчас.

Выйдя на улицу, я потянулся за фляжкой. Первый глоток выжег часть воспоминаний-снов. Второй глоток, и я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы Джеймс во время разговора не заподозрил, что несколько минут назад я был на грани срыва.

– Мистер Пэриш, – поприветствовал он, открывая для меня заднюю дверь седана. – Вы готовы, сэр?

– У меня есть выбор? – Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. – Еще один день в цирке.

Моим первым уроком в тот день был английский. Мисс Уоткинс, худая, похожая на мышку женщина с пышными каштановыми волосами и в очках, приветствовала нас, прочитав отрывок из «Нагишом» Дэвида Седариса. Класс взвыл от смеха.

– В этом модуле, – сообщила миссис Уоткинс, – мы будем изучать искусство мемуаров. Будете читать произведения великих писателей – Седариса, Джеймса Болдуина, Эрнеста Хемингуэя, Майю Анжелу, Джоан Дидион – и синтезировать искусство письма с особой художественной формой автобиографии.

Я чуть выпрямился.

Ладно. Кажется, есть один урок, который я действительно смогу пережить, не выколов себе глаза карандашом от скуки.

– Вы будете писать эссе об изученных новеллистах, а также я предоставлю вам возможность рассказать и ваши собственные истории. – Мисс Уоткинс тепло улыбнулась. – Ни чью жизнь нельзя назвать обычной.

Как бы сильно нам этого ни хотелось.

После многообещающего начала дня с английского все пошло под откос, а занятия оказались безбожно легкими и бессмысленными. Я пережил этот день, не спалив школу дотла – небольшая победа. Но когда настал черед последнего урока, математического анализа, желудок скрутило от незнакомого ощущения.