По осколкам - Настасья Карпинская Страница 23

− Сядь. – Киваю в сторону стула.

− Я не собираюсь больше задерживаться. Как освободишь дом, позвони, – Краснова отходит от окна.

− Сядь, я сказал. – Стараюсь говорить спокойно, сдержано, но выходит плохо.

− А то, что? Повторишь свой юношеский подвиг? Я не боюсь тебя, Никольский. Я давно никого и ничего не боюсь…

– Да, бл*ть, ты можешь просто заткнуться и сесть?! – мои нервы просто на пределе, Краснова замолкает. – Что ты помнишь из случившегося? Имена? Лица? Клички? Что-нибудь помнишь? – задаю ей поток вопросов. Хочу понять, узнает она Родиона на фото, если покажу или нет. Если нет, будет сложнее объяснить всё.

– Какая разница? Боишься, что в полицию пойду? Нет, не пойду. Срок давности давно истёк, да и мне это уже неинтересно.

– Аня, просто ответь на вопрос, – Обращаюсь по имени и говорю, как можно мягче, это, по-видимому, действует, потому что Краснова отвечает.

– Я ничего не видела кроме их рук. Помню цвет штор в окне соседского дома, марку машины. У тебя была татушка на кисти руки у большого пальца в форме птицы, но, как понимаю, ты её свёл. Это что-то меняет? – отвечает с явным подозрением.

Подхожу к стеллажу с книгами и фотографиями. Достаю с верхней полки одну рамку, в которой стоит давнее фото с изображением отца, меня и Родиона. Родион там закинул свою руку мне на плечо и на фото прекрасно видно его тату.

– Эта? – протягиваю фото в рамке Красновой.

Аня недоверчиво берёт фото в руки. Вижу, как кровь отливает с её лица. Она бледнеет, как полотно. Узнала.

– Справа мой старший брат Родион, посередине я, а слева отец. И я никогда не носил татуировок.

– Ты лжешь. – Сдавлено с неверием в голосе. – Ты – единственный ребенок в семье… – она почти выдавливает из себя эти слова, не в силах поверить в происходящее, цепляясь за хрупкую надежду, как безнадежно утопающий.

– Так было не всегда. Нас было двое. Родион умер от передоза спустя две недели после того случая. Его нашли в лесополосе, недалеко от дачного массива, в той самой серебристой БМВ 6 серии. Так что справедливость восторжествовала раньше, чем ты думала.

Краснова отшатывается, рамка выскальзывает из её рук, подает на пол и разбивается. Анна продолжает на неё смотреть, не отрывая своего взгляда, словно это клубок змей у её ног, готовых напасть в любой момент.

Пытаюсь подойти к ней, но она снова делает шаг назад, отчаянно качая головой и не сводя глаз с фотографии. Вижу, что её трясет. Бледная она ловит ртом воздух, словно не может дышать.

– Ань, я был ещё в армии в то время, когда всё это с тобой случилось…

– Нет, нет, нет… Ты лжешь… Не может быть… Нет, не надо, – Краснова сбивчиво повторяет слова и отходит назад, почти прижимаясь спиной к стене. Сумочка подает на пол, но она не замечает. Заламывает дрожащие руки, то прижимая их ко рту, то снова опуская.

– Давай успокоимся, и я всё тебе объясню, – она больше не реагирует на мои слова совсем, также отчаянно дрожит, лишь качая головой словно болванчик. Мне кажется, ещё чуть-чуть и она упадет прямо на пол.

– Нет, нет, нет, – почти кричит, задыхаясь. Упирается спиной в стену, медленно оседая. Подхожу к ней ближе. Взгляд пустой, отсутствующий, словно она не здесь. Опускаюсь перед ней на корточки.

– Аня, Ань, – зову её, пытаюсь взять за руку, но она отталкивает руки и начинает кричать, захлебываясь собственным криком. Она явно сейчас не здесь, по крайней мере, её разум точно. Сказать, что я испугался, это ничего не сказать. Мне ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с таким. Я ни разу не вытаскивал людей из панических приступов. Бл*ть, Краснова, ты точно меня в могилу сведешь.

Наливаю в стакан воды, возвращаюсь к ней. Но она отшвыривает его. Стакан падает и разбивается. Чёрт! Сдергиваю плед с дивана, укутываю им насильно Краснову. Она продолжает дергаться и кричать. Сажусь рядом с ней на пол, прижимаю к себе как можно сильней. Она всё ещё сопротивляется и дрожит, но крики постепенно стихают. Только дышать не может, заходится, ловя ртом воздух. Бледная, как тень, глаза большие испуганные. Твою ж мать!

Перетаскиваю её к себе на колени. Прижимаю, укачиваю, как ребенка. Как делала моя мать в детстве, когда я прибегал к ней с разбитыми коленками.

– Ш-ш-ш-ш, всё хорошо, слышишь? Успокойся, – так мы сидим с ней на полу, наверное, около часа. Всё так же качаю её из стороны в сторону. Пока она, наконец, успокаивается, перестает дрожать и дыхание приходит в норму.

Пытается вытащить руки из пледа, но не получается.

– Таблетки, – шепчет охрипшим голосом. Не сразу понимаю, что она хочет.

– Что? – переспрашиваю.

– Таблетки в сумке, – поднимаюсь вместе с Красновой на руках, что довольно тяжело, учитывая, что ноги затекли от долгого сидения на полу. Сажаю её на диван. Нахожу брошенную на пол сумку и вытаскиваю белый пузырёк. Наливаю в стакан воды и подаю Ане. Её руки дрожат. Помогаю открыть баночку с таблетками и придерживаю стакан, чтобы она могла их запить и не расплескать воду.

– Максим… – голос хриплый, сорванный криками.

– Отдохни сейчас. Поговорим позже, когда лекарство подействует, – ещё одного её приступа я точно не переживу. Отхожу к стойке, опрокидываю в себя недопитый в бокале виски. Анна с тихим стоном откидывается на спинку дивана.

– Это всё правда? – голос тихий, обреченный, с ноткой недоверия.

– Правда. Мне нет смысла тебе лгать, – слышу её судорожный вздох, она зажмуривает с силой глаза, словно морщится от боли.

– Может вызвать врача? – он бы явно ей не помешал.

– Нет, не стоит, всё нормально, – нормально, бл*ть. Ни хрена не нормально. – Я хочу всё знать… Почему о твоем брате ничего неизвестно? Почему все считают тебя единственным сыном Игната Никольского? Почему…

– Отдохни, – прерываю её. У Красновой снова сбивается дыхание. – Если ты опять свалишься в припадке, я вызову скорую.

Достаю из шкафа подушку, кладу на диван.

– Ложись, я не потревожу тебя. Мне необходимо сделать пару звонков по работе, а ты отдыхай. Хорошо? Обещаю, мы потом сразу поговорим, – она смотрит на меня. Её взгляд наполнен недоверием. – Я не лгу тебе. Это правда мой брат. Я покажу тебе все документы, а сейчас отдыхай, – лекарство, по-видимому, начало действовать. Она изо всех сил пытается не закрывать смыкающиеся веки. – Давай, ложись, – укрываю её пледом и выхожу из комнаты в свой кабинет.

Набираю номер Андрея. Он берёт трубку только со второго раза.

– Макс, я через тридцать минут буду у тебя.

– Можешь разворачиваться и ехать в офис.

– Что случилось?

– Позвони Михалычу, дай отбой по Красновой.

– Не понял.

– Просто сделай, как я прошу.