Распутница и принц - Маргерит Кэй Страница 22

Ее глаза блестели, но не от слез, а от гнева и возмущения. Руки сжались в кулаки.

– Это так несправедливо. Моя репутация погибла, в то время как Руперта только похлопывали по спине. Я стала падшей женщиной, а он…

– Этот человек лгал, он обманывал вас, чтобы украсть вашу невинность. Он заслуживает, чтобы его высекли плетьми. Тому, что он сделал, не существует оправданий. Это не ваша вина, Стефани. – Рафик выругался сквозь зубы. – Ваши родители должны были… ваш отец…

– Папа… – Ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. – Чего это стоило папе… это самое ужасное.

– Стефани…

Стефани подняла руку и покачала головой. Она сделала дрожащий вдох, вытерла глаза и продолжила, запинаясь от волнения на каждом слове:

– Когда я спросила Руперта, скоро ли мы поженимся, он рассмеялся мне в лицо. Не могла же я поверить, что благородный Торнхил женится на дочери коновала? Но я поверила, хотя теперь я вижу, какой это абсурд. Как принц вы, наверное, согласились бы в этом с Рупертом.

Рафик не мог этого отрицать, настолько глубоко в нем укоренилось сознание исключительности своего происхождения и чистоты родословной. Хотя признание этого вызывало ощущение неловкости.

Стефани снова убрала за ухо выбившуюся прядь. От слез не осталось и следа.

– Когда я пригрозила, что расскажу правду о том, что он делал мне предложение, чтобы спасти то немногое, что осталось от моей погубленной репутации, он ответил, что, если я посмею это сделать, он добьется, чтобы моего отца разжаловали. Руперт не был его непосредственным командиром, но в полку пользовался большим влиянием. Как многие люди его сорта, он купил себе назначение в этот полк и получил чин с помощью денег и связей. Они все учились в одной и той же школе, и все тем или иным способом связаны друг с другом. Что мог бы сделать мой отец, Рафик, каким бы блестящим ветеринаром он ни был, если бы они выступили против него единым фронтом?.. – Стефани зажмурила глаза и крепче сжала кулаки. – Папа всю жизнь отдал служению армии. Он так гордился своим офицерским чином. Я не могла позволить, чтобы он лишился всего, ради чего работал.

– Вместо этого вы сами отказались от того, что было и вашей жизнью тоже, от своей семьи? Так вот почему вы провели прошлый год на конном заводе!

– Мне пришлось. Позор, скандал, бесчестье – все это мой удел, а не их. У меня не осталось другого выбора. Однако убедить в этом папу оказалось нелегко, он слишком рассердился. Но мама… мама ясно видела, что любая попытка отомстить за меня лишь вызовет еще более громкий скандал и пересуды и что самое лучшее для всех нас, если я уеду как можно дальше от места моего бесчестья. И в конце концов папа согласился. Если бы я покрыла позором только себя, было бы не так страшно, но мои родители… Когда я думала, как они пострадали из-за меня… Вот что не давало мне спать весь прошлый год. Я мечтала успокоить их, найти способ сделать так, чтобы они перестали за меня волноваться.

– Стать независимой, – сказал Рафик, потому что он, наконец, понял это.

– Именно, – подтвердила Стефани и неуверенно улыбнулась. – Теперь вы видите, какой бесценный подарок вы сделали мне этим назначением? Для меня нашелся способ исправить зло, которое я причинила. Мое искупление.

Ее слова попали в самое сердце Рафика. Хотя она никогда бы не узнала об этом, потому что он ни за что не стал бы ей объяснять, но между ним и этой странной, ни на кого не похожей англичанкой было много общего.

– Я вас понимаю, Стефани. Неудивительно, что вам трудно кому-либо доверять, особенно человеку моего положения.

– О, спасибо вам. – Ее рука взметнулась к груди. – Я знаю, что не может быть никакого сравнения между вами и Рупертом. Я знаю, что вы человек чести, что вы никогда не стали бы лгать мне и что вы действительно цените меня за то, какая я есть. Что вы действительно уважаете меня. Вы не льстите мне, не говорите, что я хорошенькая…

– «Хорошенькая» – слишком пресное слово, чтобы описать вас. Умная, необычная, отважная, мужественная, остроумная, прелестная, соблазнительная, манкая, пленительная – все это вы, и еще гораздо больше. Вы совершенно особенная.

– Рафик, сознание, что между нами никогда ничего не может быть, – это одна из тех вещей, которые внушают мне уверенность. Это, если можно так выразиться, черта на песке. Вы принц, я дочь коновала, и через шесть месяцев – а может, и раньше, если я справлюсь с болезнью быстрее, – я вернусь в Англию.

– Вот видите, вы смотрите на ситуацию как никто другой, – смеясь, сказал Рафик. – Должен ли я понимать, что не должен предлагать?..

– Нет, я буду рада, если вы это сделаете, – краснея, ответила она. – Я понимаю, что в этом стыдно признаваться, но…

– Стефани, здесь нет ничего стыдного. Желание – совершенно естественная вещь, более того, это может быть очень приятно.

– В самом деле?

– Да. Страсть – достояние не только падших женщин. Порядочные женщины тоже испытывают ее.

– Я не уверена, что мне хочется быть порядочной. Если вы правы и прошлой ночью мы доказали, что важнейшим приоритетом для нас всегда будет борьба с болезнью, то я бы хотела услышать, что именно вы предлагаете, Рафик.

– Чтобы мы пошли навстречу нашим желаниям любыми способами, которые выберем, – сказал он и, взяв руку Стефани, поцеловал кончик ее мизинца. – И когда мы сделаем это без страха, что это повредит исполнению наших обязанностей, – он поцеловал следующий палец, – вы сможете решить, как далеко вы хотите зайти. – Еще один поцелуй, на этот раз в средний палец. – Вы сможете положить этому конец, когда захотите, не боясь последствий. – Он коснулся языком кончика ее указательного пальца. – Но самое главное, чтобы мы получали удовольствие от того, что делаем. Что бы мы ни делали. – Он с лукавой улыбкой сжал губами ее большой палец. – Как вы полагаете, вы могли бы согласиться на такое предложение?

– Да. – Она улыбнулась. – А теперь, когда я согласилась, Рафик, вам не кажется, что мы могли бы?..

– Да. – Он заключил ее в объятия. – Я думаю, нам надо начать немедленно.