Обещание нежности - Олег Рой Страница 22

Впрочем, Павлик быстро привык. Страх его улетучился так же внезапно, как и появился, и мало-помалу благоговейное отношение к чудесному дару брата сменилось детским легкомыслием и беспечной уверенностью во всемогуществе Андрея. Теперь он смотрел на все происходящее как на дивное приключение, новую забавную игрушку и неустанно изобретал все новые и новые шалости, буквально требуя от старшего брата каждодневных доказательств его нежданно открывшихся способностей творить чудеса.

— А давай посмотрим, чем мама занимается на работе! — говорил он, и его глаза восторженно загорались от предчувствия каких-нибудь открытий.

— Да мы ведь знаем, чем она там занимается, — пытался увильнуть Андрей. — Ты что, забыл, как она брала тебя в лабораторию? Ну, смешивает там вещества всякие в пробирках, исследует новые соединения под микроскопом… Что в этом интересного?

— Да нет же! — сердился Павлик. — Мне интересно не то, что она нам показывает, а какая она без нас бывает одна, во взрослом мире, понимаешь? Ну, вот, как она на совещании сидит, как с людьми разговаривает…

— Ага, и как ее начальство ругает… да? — поддразнивал старший брат.

— Ну, Андрюш! Ну прошу же тебя…

И Андрей сдавался. Уходя в себя и впадая все в тот же молчаливый транс, который больше не пугал Павлика, поскольку стал для него привычным, он тратил на эти ненужные путешествия во времени и пространстве массу душевных и физических сил. Бледность, холодный пот и ощущение полной опустошенности всякий раз после «возвращения» доводили его до полуобморока. Но теперь он научился справляться с собой, скрывать свою слабость. И со всякими забавными подробностями рассказывал младшему братишке о том, как мама разбила только что пробирку в лаборатории, и о том, как она отчаянно чертыхалась по этому поводу (она никогда не позволяла себе при детях подобных выражений) и как утешала ее тетя Люда, работавшая вместе с ней и заходившая иногда к Сорокиным в гости… А наградой за все его старания, за эту полуобморочную слабость и металлический привкус во рту ему были восторженный взгляд Павлика, его безраздельное внимание и детская радость.

— А давай… — говорил Павлик уже на другой день и вновь и вновь предлагал очередные выходки. Он готов был экспериментировать бесконечно, и надо признать, что именно его неуемное любопытство, его желание досконально разобраться в границах возможностей старшего брата действительно помогли Андрею оценить масштаб собственного дарования и понять, на что он способен.

— Давай попробуем сделать так, чтобы ты что-нибудь принес сюда из своего путешествия. Переместил вещь в пространстве, понимаешь? — с заговорщическим видом шептал Павлик, и Андрей очень быстро выяснял, что переносить вещи из одного места в другое ему пока не под силу. Эти эксперименты один за другим кончались неудачей, а чувствовал себя после них он хуже, чем обычно.

— Ну, тогда давай по-другому. Вот скажи: просто потрогать там вещи ты можешь? — любопытствовал его неуемный братишка. — Не получается притащить их сюда, так хотя бы подвигать из стороны в сторону там, на месте?

Оказалось, что это вполне возможно, но требует от Андрея массы сил. Он вспомнил, как когда-то дразнил отца, мысленно передвигая на кухне его зажигалку, и понял, что в максимально знакомом месте, в пространстве родной квартиры вещи подчиняются ему куда охотнее, чем где-то еще; казалось, что дома ему действительно стены помогают. А вот в чужом помещении с незнакомыми людьми и предметами это было действительно трудно.

Впрочем, не успевал он натренироваться в этой новой своей способности, как Павлик предлагал ему еще какую-нибудь выходку.

— А можешь ты переместиться не в земное какое-нибудь место, а, например, в космос? — загорался он Через день очередной безрассудной затеей. — Вот, скажем, на Марс или на Юпитер? Помнишь, как ты раньше мечтал иметь подзорную трубу, дорогущую, настоящую астрономическую, какие и в магазинах-то не продаются? Теперь же ты можешь наблюдать за звездами и без ее помощи, самостоятельно приближаясь к ним. Ведь можешь же, да?