Сестры из Версаля. Любовницы короля - Салли Кристи Страница 22

– Я лишь хочу, чтобы вы были счастливы.

– Я и так счастлив, Луиза, – серьезно отвечает он. – Но Он… там, наверху… рад ли Он за меня? Я не осмеливаюсь предположить. Я хочу, чтобы завтра ты помолилась за меня.

– Конечно же, любовь моя. Дорогой мой, иди в постель, скоро рассвет, я должна уйти. Иди сюда, пожалуйста. Хочу обнять тебя, утешить.

– Грешник, грешник, – бормочет он, взбираясь по ступенькам на кровать, и ложится рядом со мной.

К счастью, его плохое настроение быстро проходит, вскоре все сомнения рассеиваются. Идут месяцы, и мы познаем чистую, настоящую любовь. Я перестаю воспринимать его как короля. Теперь он просто Людовик, моя любовь. Любовь всей моей жизни. Как же я его обожаю! Жаль, что я не Мольер и не Расин, не могу писать, чтобы в полной мере выразить то, как я его люблю; единственное, что я могу сказать: он само совершенство. Само совершенство. От кончиков изящных пальцев с отполированными ногтями до самой макушки, от его восхитительных каштановых волос до маленьких волосков, которые растут только на большом пальце ноги, на остальных – нет. Я все в нем люблю.

И он любит меня. Называет «моя маленькая Бижу». Драгоценность. Разве это не божественно? И это ласковое обращение я не променяю ни на какие настоящие драгоценности в мире. Вот и хорошо, потому что у Людовика нет особых средств для покупки драгоценностей. Он не может быть щедр со мной, потому что наша любовь – строжайшая тайна, хотя Флёри время от времени передает мне немного денег. Но я стала любовницей Людовика не потому, что хочу иметь сотню платьев или десятки бриллиантов. Я его любовница, потому что сильно и искренне люблю его, и, даже будь он простым мойщиком посуды, я все равно любила бы его и мы бы спали на… кухне или где там спят все те, кто работает на кухне.

Но Людовик – король, и этого уже не изменишь.

Теперь мой мир разделен надвое – то время, которое я провожу с ним, и томительные часы без него. Хотя, к счастью, в основном государственными делами занимались Флёри и остальные королевские министры – Морпа, д’Анжервильер, Амело, – король все же должен был подписывать бумаги, встречаться с послами, проводить церемонии и смотр войск, посещать званые обеды. В те дни, когда монарший долг не позволяет нам встречаться, я ощущаю внутри такую пустоту, что в животе трепещут тысячи печальных бабочек. Но как только я вижу его вновь, на меня тут же нисходит успокоение. Он для меня настоящее лекарство, как индийский опиум, который, по рассказам, уносит человека в благословенный покой.

И только когда после долгого утомительного дня, проведенного у всех на виду, мы наконец-то остаемся одни, он может быть со мной самим собой. И тогда вокруг больше ничего не существует. Даже несмотря на то, что Людовик почти всегда на глазах общества, он очень замкнутый человек, и я знаю, что король так же, как и я, получает удовольствие от нашей тайны. В Версале он иногда приходит ко мне или я посещаю его личные покои под покровом ночи, спрятавшись за маской и облачившись в простой плащ своей служанки Жакоб. Когда королевский двор ежегодно выезжает в королевские замки Компьень или Фонтенбло, он и там следует строгим правилам Версаля. И только когда король путешествует неофициально, например выезжает на охоту или поразвлечься, мы можем провести всю ночь, а иногда и весь день вместе.

На этой неделе мы в Рамбуйе, небольшом, увитом плющом замке недалеко от Версаля, принадлежащем герцогу и герцогине де Тулуз. Некоторые пренебрежительно относятся к этой супружеской паре, называя их преданными фиглярами, но мне их преданность друг другу кажется просто очаровательной. Мне нравится герцогиня, добрая женщина, которая знает короля с тех пор, как тот был еще ребенком, а король, в свою очередь, просто обожает ее.

Когда она узнала нашу тайну, обняла меня и сказала, что очень за нас рада, а потом шепотом призналась, что уже давно не видела короля таким довольным и счастливым.

На этой неделе мы прибыли в Рамбуйе небольшой группой – Шаролэ, Жилетт, молодая и очень милая графиня д’Эстре, также принц де Сюбиз и еще пара ближайших друзей Людовика. Есть среди нас и те, кому наша тайна неведома. Башелье расселяет нас по комнатам. Мне достается небольшая комнатка прямо над покоями короля, наши спальни связывает потайная лестница, вырезанная в толстых каменных стенах древней башни. Моя комната декорирована в турецком стиле, стены щедро задрапированы голубым бархатом, на полу – толстый оранжевый ковер. Деревянный потолок расписан звездами, и ночью, когда король лежит рядом, я смотрю вверх и чувствую себя на небесах.

Днем, когда мужчины на охоте, я гуляю по саду, любуясь розами и последними летними бархатцами. Бесцельно прохаживаюсь вдоль реки, теряюсь в тихих отдаленных парках. У меня нет ни малейшего желания сидеть с остальными дамами и слушать их разговоры о том, какой же оттенок желтого больше подойдет брюнетке (хотя лично я думаю, что лимонный, а не горчичный, как утверждает Шаролэ) и кто же любовница короля.

Мало кто знает правду – нашу тайну мы бережем как зеницу ока, – все бдительно следят за тем, как часто король посещает супружеское ложе, и уже заметили, что его визиты стали намного реже, чем раньше. Все говорят, что королева постепенно стареет, увядает, отказывается, чтобы ее тревожили в святые дни, поэтому у придворных на устах застыл немой вопрос: «Где же король удовлетворяет свою страсть? Ведь такой молодой и здоровый мужчина должен где-то ее удовлетворять!»

– Должно быть, это Женевьева де Лораге. Эти ее аметистовые глаза! Разве можно перед ними устоять?

– Да, ее супруг не устоял. Лично я думаю, что это служанка или даже несколько – какие-то чумазые девчушки с кухни.

Взрыв смеха.

– Только не наш король, моя дорогая, только не наш король. Он никогда и пальцем не прикоснется ни к чему грязному и чумазому.

– А если вода и мыло не помогут? Как-то мой супруг волочился за одной служанкой с ужасающим гасконским акцентом. Мы не должны забывать, что король – мужчина, не больше и не меньше.

Очередной взрыв смеха.

– Измена! Государственная измена! А вы, Луиза, что скажете? Какие у вас предположения?

– Графиня де Лораге, – поспешно отвечаю я. – У нее такие прекрасные глаза.

Я веду себя непринужденно, встаю и покидаю дам, оставляя их сплетничать и строить предположения. Исчезаю на тропинке, заросшей кустами желтых роз, касаясь рукой бутонов, время от времени срывая несколько цветков. Я собираю букет и тайком поднимаюсь к себе в комнату, кладу его на кровать. Интересно, а до вечера они доживут?

Сейчас приближается ночь, гости разбредаются по комнатам, наевшись тушеного вепря и напившись шампанского, от которого клонит в сон. Король удаляется без лишних церемоний, только в сопровождении Башелье со свежей рубашкой; ночи здесь долгие и проходят уединенно.

Уединившись в своей спальне, я сбрызгиваю запястья и колени розовой водой, потом откатываю ковер и осторожно ложусь на пол. Прижимаюсь ухом к дубовым доскам; через трещины между старыми рассохшимися досками проникают звуки из комнаты подо мной. Я чувствую нашу близость, даже несмотря на то, что не вижу его.