Воскрешение королевы - Джаконда Белли Страница 22

Моя старшая дочь Леонор родилась четвертого ноября тысяча четыреста девяносто восьмого года. Ребенка приняла Изабо Гон, лучшая повитуха Льера. Накануне родов я извелась от тревоги. Всего за два месяца до этого, двадцать третьего августа, умерла моя сестра Изабелла. Мать сообщила мне об этом в полном отчаяния письме. Изабелла умерла у нее на руках через час после рождения ребенка. Я знала, как сильно моя мать любила своего первенца. В один год она потеряла двоих старших детей. Я не понимала, как можно выдержать такое. А тут еще и бедняжка Маргарита. Вместо младенца из ее лона выплеснулось бесформенное кровавое месиво. Наследником кастильского и арагонского престолов был объявлен новорожденный сын Изабеллы Мигель. Кортесы уже утвердили его кандидатуру.

В ночных кошмарах над моим ложем склонялись мертвые Изабелла и Хуан. К счастью, Изабо, обладавшая не только опытом и ловкими руками, но еще и твердой волей и легким нравом, сумела уберечь меня от паники, когда пришли первые схватки.

— Ты не умрешь. Слышишь меня? Ты не умрешь от родов! — кричала она по-фламандски, тормоша меня, чтобы я отняла руки от лица.

Эти слова были как пароль, как заклятие, и с тех пор я никогда больше не боялась рожать. Тело послушалось меня, и Леонор появилась на свет удивительно легко и быстро. Когда Изабо протянула мне дочь, я разрыдалась. Теперь я понимала, какие страшные утраты выпали на долю моей матери. Я все отдала бы за то, чтобы она была со мной в этот момент. Возможно, тогда ей стало бы немного легче. Леонор была истинная Трастамара.

Филипп присоединился ко мне позже, в парадных покоях, где меня, согласно бургундскому этикету, устроили на пышном ложе под зеленым балдахином с золотой каймой. Дочке он обрадовался, а на меня поглядел недоверчиво, словно не узнавая. Молока у меня было мало, однако муж пришел в восторг от моей потяжелевшей груди, а за кормлением младенца наблюдал с жадным любопытством. Филипп навещал нас с Леонор каждое утро. Мы словно зачарованные часами не сводили с дочки глаз. А Леонор даром времени не теряла. Она с сознанием дела обхватывала мои соски своими твердыми деснами. Это было очень странное чувство. Я любила это крошечное существо так сильно, что хотела принять ее обратно в свое лоно, чтобы согревать и защищать.

Я твердо сказала Филиппу, что у моих детей не будет никаких кормилиц. Я стану кормить их сама, и не важно, что по этому поводу говорит фламандский протокол. Муж не стал спорить.

Ему нравилось наблюдать, как ест наш младенец. Когда в парадном зале я опускала лиф платья, чтобы дать дочке грудь, у придворных округлялись глаза. Оставшись наедине, мы хохотали над ними до слез.

— У тебя дивно красивая грудь, Хуана, и я хочу, чтобы все вокруг мне завидовали. Пусть сгорают от желания и не смеют его выказать. Это так забавно.

Когда Леонор исполнился месяц, супруг подарил мне золотой медальон, усыпанный жемчугом. Он устроил турнир в мою честь и выступал на нем под моим цветом — желтым. С тех пор как я стала матерью, мое положение при дворе изменилось.

Я по-прежнему зависела от мужа, но теперь мне жилось легко и счастливо. После родов мое тело налилось женской статностью, и на смену нашей испепеляющей страсти пришли долгие неспешные ласки. Порой мы всю ночь не могли оторваться друг от друга и встречали рассвет в объятиях. Вскоре я снова понесла.

Узнав о моей беременности, граждане Гента поднесли Филиппу весьма щедрый дар — пять тысяч флоринов — с нижайшей просьбой, чтобы наш ребенок родился в их городе.

Филипп согласился. Так он надеялся упрочить свою власть над Гентом. Чтобы перевезти меня, на сносях, в Гент, Филипп приказал построить две роскошные кареты, обитые изнутри бархатом, и даже выпросил у монахов из Аншанского аббатства драгоценную реликвию: кольцо, которое носила Дева Мария, когда рожала Иисуса. Тронутая такой заботой, я смирилась с переездом, хотя чувствовала себя товаром, который доставляют покупателю.

Мы прибыли в Гентский замок двадцать четвертого февраля, в канун Дня святого Матфея, и Филипп сразу же устроил грандиозное пиршество. Всеобщее веселье помогло мне развеяться. К тому времени я стала тяжелой и неповоротливой, но не утратила живости натуры. Я сыграла гостям на клавикордах, а потом решила показать им испанский танец. Внезапно меня скрутили страшные спазмы в животе. Пробормотав невнятные извинения, я бросилась прочь из зала, Беатрис поспешила за мной. Я думала, что со мной приключилась желудочная колика, но ногам вдруг стало мокро: отошли воды. Беатрис кинулась за помощью. Я кое-как вскарабкалась на кровать, чувствуя, что головка ребенка вот-вот покажется между ног. Когда вернулась Беатрис, новорожденный младенец лежал на кровати подле меня. Прибежали мадам де Галлевин, Мария Мануэла, Анна де Бьямонте.

Пришел бледный как смерть Филипп. Подоспевшая повитуха перерезала пуповину и вытерла ребенка. Новость о рождении наследника разлетелась по всему городу, словно на крыльях почтовых голубей. Кто-то начал запускать фейерверки с колокольни церкви Святого Николая. Я откинулась на подушки. Эти роды были совсем другими, и куда больше смерти я боялась разочаровать Филиппа, вновь произведя на свет девочку. Зато на этот раз мне почти не было больно.

Я велела принести Леонор и показала ей сморщенное, серьезное личико брата. Едва ли моя дочка понимала, что происходит, но мне хотелось, чтобы в такой момент она была рядом со мной и не чувствовала себя брошенной. Поистине мужчины правят миром с рождения!

— Карл, — произнес гордый и счастливый Филипп, прижимая к себе сына. — Его будут звать Карл, как моего деда.

Пройдут годы, и мой сын станет Карлом I Испанским и Карлом V Германским, самым могущественным из европейских монархов, над владениями которого никогда не будет заходить солнце. Мой сын, у которого не найдется для меня ни любви, ни жалости.

Наваждение рассеялось. Мануэль натянул на меня одеяло.

— Укройся, — попросил он смущенно.