Поверь в любовь - Мэри Спенсер Страница 22

Внезапно очнувшись, Джеймс понял, что в комнате повисла звенящая тишина. Оказывается, он все еще любуется ею, любуется тем, как нежно розовеют ее щеки и отблески пламени играют в пышных блестящих волосах. А она, в свою очередь, разглядывает его. В огромных темных глазах Элизабет застыл страх.

– Хорошо у камина, – машинально пробормотал он. – Да.

– По-моему, я не топил его лет шесть, не меньше. А как приятно... Молодец, что предусмотрела и это, Элизабет.

Она смущенно потупилась, но глаза ее радостно блеснули.

– Ну что ж, пора в постель, – каким-то чужим голосом произнес он. – Я только выключу свет и через минуту поднимусь.

Все так же, не поднимая глаз, она встала, отставила бокал и направилась к двери.

– Да, вот еще что, – остановил ее Джеймс. – Прошу тебя, сегодня оставь волосы распущенными.

Маленькая лампа, которую прихватила с собой Элизабет, теперь стояла на столике.

Света было как раз достаточно, чтобы Джеймс успел убедиться в том, что его юная жена уже в постели. Натянув одеяло до подбородка, она молча ждала, даже не пытаясь притвориться, будто спит. Уставившись в потолок, она явно избегала его взгляда.

Не в силах отвести от нее глаз, Джеймс наконец погасил лампу.

Боже! Да что это с ним?! Он ведь не зеленый юнец, а мужчина! Ему такое не впервой. Тогда почему у него дрожат руки и гулко колотится сердце? Ну, раз начал, так не тяни! Первым делом надо взять себя в руки и раздеться, а потом...

Проклятие, кажется он забыл побриться! Джеймс судорожно ощупал лицо потными ладонями и, только убедившись, что подбородок гладко выбрит, шумно выдохнул. Надо же, как он перепугался!

Господи, да в чем дело?!

– Элизабет...

– Да, Джеймс, – прошелестела она в темноте.

– Милая, – прокудахтал он хрипло. Черт возьми! Джеймс откашлялся и попробовал снова: – Милая, я... обещаю, что буду очень осторожен. И постараюсь не причинить тебе боли.

– Да, ты об этом уже говорил. Сегодня вечером, – напомнила она как-то очень уж буднично, и Джеймс просто зашелся от обиды. Удивительно, что она так спокойна, и это в то самое время, когда сам он едва способен расстегнуть рубашку! Или кто-то наполовину зашил петли? Окончательно взбесившись, он кое-как сдернул ее и швырнул на пол.

Протянув вперед руку, он осторожно присел на постель; Элизабет же резко отодвинулась на самый край. С ботинками удалось управиться куда быстрее. Вслед за ними последовали брюки.

Полностью обнаженный, он снова окликнул жену.

– Я тут, – дрожащим голосом отозвалась она. Откинув одеяла, он скользнул на прохладные простыни.

– Милая, – тихо прошептал он, подвинувшись к ней. Рука Джеймса обхватила ее тонкую талию, и прохладный муслин ночной сорочки защекотал ему кожу. – Хочу, чтобы ты кое-что поняла, радость моя. Мы с тобой женаты, а значит, можем быть близки где и когда захотим. Ты поняла?

– Д-да, – пролепетала она, трясясь, как в ознобе. Для пущей убедительности Джеймс еще крепче прижал ее к себе.

– Это значит, что в постели для нас нет ничего постыдного или запретного, что мы вольны заниматься любовью не только под одеялом. Это значит, что в супружеских отношениях нет ничего дурного или гадкого, если они доставляют радость обоим. Я хочу сказать, что мы оба должны научиться наслаждаться этим, Бет. Я хочу сказать... – Он нежно погладил упругий живот Элизабет, в который ему наверняка удастся заронить семя новой жизни. – Впрочем, тебе это вовсе ни к чему. Просто постарайся расслабиться... позволь мне делать то, что я сочту нужным, а там посмотрим, может быть, тебе и понравится. Я ведь не слишком многого хочу от тебя, Бет?

По тому, как вздымалась и опадала ее грудь, он догадался, что Элизабет напугана.

– Я не...

– Это значит, что я могу трогать тебя где мне нравится. – Его пальцы осторожно скользнули по ее гладкой коже. – Это значит, что я могу целовать тебя там, где мне захочется... целовать так, как целует мужчина женщину. – Он придвинулся ближе, навис над ней. – Не бойся, милая. Позволь научить тебя...

Джеймс не собирался спешить, он хотел постепенно ввести Элизабет в царство чувственной любви, но трепет ее совсем еще детских губ заставил его забыть обо всем. Он упивался их нежностью, вдыхал нежный аромат ее кожи, а она вдруг затихла под ним, не отвечая на его поцелуи, но и не противясь.

Однако стоило ему попытаться раздвинуть ее губы языком, как она протестующе покачала головой.

Тут Джеймс окончательно утратил привычное хладнокровие и почувствовал жгучую обиду, будто его грубо оттащили от лакомства, о котором он жадно мечтал.

– Нет, Элизабет. – Грубо обхватив ладонями ее лицо и не слушая возмущенных стонов, он впился губами в ее рот. – Нет, это нормально. Мужья всегда так целуют своих жен. И в этом нет ничего дурного, – жарко выдохнул он, слегка покусывая ее губы и трогая их кончиком языка в надежде, что сможет разжечь в ней ответный огонь. – Милая, позволь мне... позволь мне научить тебя.

Она пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но Джеймс крепко держал ее. Пальцы его нежно ласкали податливое тело.

– Доверься мне, Бет. Доверься так же, как ты сделала это в лагере Робелардо. Я только хочу тебе добра, радость моя.

– Это неправильно, – простонала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь зарыться лицом в подушку.

Раздираемый неутоленным желанием и гневом на эту упрямицу, Джеймс крутился будто на адских угольях.

Начал, так не тяни, раз за разом повторял он, но все напрасно. Слова ничего не значили, когда перед ним в постели лежала Элизабет. Такая теплая, чистая, благоухающая и – его! Его собственная женщина.

– Это так же правильно, как и все остальное, – задыхаясь, проговорил он.

Одна рука его взъерошила ее густые волосы в тщетной попытке успокоить ее, а другая – судорожно нащупывала пуговки рубашки. Не в силах сдержаться, Джеймс с проклятием оторвал пару и тут же раскаялся.

– Ой, прости... прости, милая, – зашептал он, а его губы уже прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее картинно изогнутой шеи к тугим полушариям груди. – Ты прекрасна! Благодарение Господу, ты прекрасна! – простонал он, зарывшись лицом между соблазнительными холмиками. Кровь ударила ему в голову, и, как голодающий, не в силах насытиться, Джеймс принялся безжалостно терзать жену поцелуями. Боже, он никогда не испытывал ничего подобного!

Учащенное дыхание Элизабет и ее жалобные всхлипывания, бешеный стук своего сердца и неутоленное желание, заставлявшее его корчиться, словно на медленном огне, – все слилось в его ушах в один упоительный звук.

Элизабет строптиво отталкивала его, стараясь укрыться от его жадных рук, но Джеймс теперь повиновался только древнему инстинкту, который двигал миллионами и миллионами мужчин.