Вчерашний скандал - Лоретта Чейз Страница 22

Ей не пришло в голову уцепиться за его плащ. Она просто обняла Лайла за талию, поскольку это было совершенно естественно.

Теперь Оливия ощущала под своими руками его подтянутую талию, ее грудь упиралась в его прямую спину, бедро касалось бедра, а нога — ноги. Она чувствовала ритмичное покачивание их тел, когда лошадь ступала по грязной, изрезанной колеями дороге.

Она чувствовала, как прямо на глазах рушится ее моральная устойчивость.

Ах, ладно, это всего лишь короткая прогулка, в конце которой ее ожидает длинная и нудная нотация. Она заставит забыть все эти неудобные и бессмысленные побуждения.

Оливия позволила себе прижаться щекой к затылку Лайла и вдохнуть земной запах мужчины, лошади, деревенского воздуха и недавнего дождя.

— Интересно, в чем именно была шустрой Миллисент? — через мгновение спросил Лайл.

— Ничего такого экзотичного, как ты себе вообразил, — откликнулась Оливия. — Не то что твои гаремные танцовщицы. Ничего акробатического.

— Во-первых, я ничего не воображаю, — поправил ее Лайл. — Во-вторых, если ты говоришь о танцовщицах, то они не имеют отношения к гарему.

О, началась лекция… Это отвлечет ее мысли от ощущения невероятной мужской энергетики, флюиды которой следовало бы закупорить в бутылку и пометить этикеткой с черепом и скрещенными костями.

— Видишь ли, слово «гарем» обычно относится к женщинам дома, — продолжал Лайл. — Хотя в прямом своем значении оно обозначает священное или запретное место. Танцовщицы, с другой стороны…

— Я думала, мы должны повернуть налево, — перебила его Оливия.

— О да. — Он повернул к тропинке.

Не слишком быстро. Возможно, из-за исходящего от его тела жара Оливия обнаружила в себе растущий искренний интерес к правильному значению слова «гарем».

Спустя несколько мгновений они оказались на лугу и направились к небольшому огороженному участку, на котором лежал огромный валун.

— Ну вот, — сказал Лайл.

Когда они подъехали ближе, Оливия увидела металлическую пластину, установленную на камне.

— Валун, — сказала она. — Ты остановил карету и привез меня сюда, чтобы я взглянула на валун?

— Это в честь полета на воздушном шаре, — ответил ей Лайл. — Здесь приземлился первый воздушный шар, запущенный в Англии.

— В самом деле?

— Это предварительный участок, но…

— О, я должна его осмотреть.

Стремясь спешиться и оказаться от него подальше, чтобы снова обрести ясность в голове, Оливия не колебалась ни мгновения. Готовясь спрыгнуть, одну руку она положила на заднюю часть седла, другую — на бедро Лайла. Она испытала шок от столь интимного прикосновения, но останавливаться было уже поздно, да и нелепо. Это был самый быстрый и легкий способ спуститься вниз.

Перебросив ногу через круп лошади, чувствуя давление руки Лайла, удерживающей ее, с бьющимся сердцем она соскользнула на землю.

Она не стала ждать, пока он спешится, а быстро подошла к ограде, задрала юбки и перелезла через нее на маленькую площадку.

Оливия знала, что предоставила ему прекрасный обзор своих нижних юбок и чулок. Ей было хорошо известно, что подобное зрелище делает с мужчиной. Но он ее взволновал точно так же. Долг платежом красен.

— «Пусть потомки знают, — помпезным тоном, который обычно используют по торжественным случаям, прочла вслух Оливия, — и, узнав, удивятся, что в пятнадцатый день сентября месяца одна тысяча семьсот восемьдесят четвертого года Винсент Лунарди [8]из Лукки, что в Тоскане, первый воздухоплаватель в Британии, взлетел с артиллерийского плаца в Лондоне и, проведя в воздушных просторах два часа и пятнадцать минут, опустился на землю в этом самом месте».

Лайл оставался за оградой. Он еще не пришел в себя после прогулки верхом: по-прежнему чувствовал руку Оливии, обнимавшую его за талию, ее грудь, прижавшуюся к его спине, и ее ноги, вытянутые вдоль его ног, и это физическое ощущение вызывало дрожь в его теле, особенно в том месте, где оно соприкасалось с передней частью седла.

Она настолько одурманила его, что он проехал поворот.

Лайл еще не успел обрести самообладания, как Оливия уже снова перелезла через ограду, показав все свои нижние юбки и чулки.

Это было типичной выходкой для девчонки-сорванца, точно так же она вела себя с ним и раньше. Оливия воспринимает его как собственного брата. Поэтому она без колебаний села на лошадь позади него.

Но он ей не брат и больше не тот мальчишка, каким был раньше, глухим, немым и слепым к волнующему виду женского нижнего белья. Не говоря уж о том, что девочкой Оливия не носила бы таких чулок с прелестной голубой вышивкой или нижних юбок, отделанных столь женственным кружевом. И в те дни у нее не было стройных ног и тонких щиколоток, а если и были, то он их не замечал.

После того как Лайл разобрался во всем этом и его плоть успокоилась, а мозг снова начал работать, он перешагнул через ограждение и встал у Оливии за спиной, ожидая, пока та закончит читать витиеватую словесную дань первому полету воздушного шара в Англии.

— Разве не удивительно? — взглянула она на него. — Эта тихая поляна стала свидетелем столь важного события. Как чудесно, что это место отметили!

— Ты говорила, что никогда не осматривала достопримечательности, — сказал Лайл.

Даже сердясь на нее, он чувствовал к ней жалость. Когда Лайл был ребенком, ее отчим часто брал его в поездки. Лорд Рэтборн всегда находил время, чтобы показать незнакомые места и рассказать о них интересные истории, которые так нравятся мальчикам, особенно о чудесах и привидениях.

Ему казалось несправедливым, что девочке с таким живым воображением, которая жаждала перемен и волнений, предоставлялось так мало шансов повидать мир.

— Я ничего об этом не знала, — проговорила Оливия. — Только представь! Почти пятьдесят лет тому назад! Что должны были подумать местные жители, когда увидели шар?

— Они были напуганы, — ответил Лайл. — Предположим, что ты крестьянка того времени. — Он посмотрел в свинцовые небеса. — Ты смотришь вверх, и внезапно там, где должны быть лишь птицы да облака, появляется эта гигантская штука.

— Не знаю, испугалась ли бы я.

— Не конкретно ты, — сказал он. — А если бы ты была крестьянкой, заурядной личностью…

Что было совершенно немыслимо. Заурядной Оливию никак нельзя было назвать.

— Я всегда хотела подняться на воздушном шаре, — скачала она.

Ничего удивительного.

— Как это, должно быть, захватывающе, — продолжала она, — смотреть на мир с такой высоты!