Соперницы - Ольга Карпович Страница 22

Она резко развернулась на каблуках и решительно пошла прочь. Скорее, скорее отсюда, пока не растеряла последние остатки самообладания.

Повернула за угол, ступила на узкую темную лестницу, ведущую куда-то в служебные помещения. И тут он нагнал ее, налетел, развернул к себе. Она не успела ничего сказать, перевести дух. Голова закружилась от его запаха — теплого, мускусного, с легкой примесью табака. Языки знакомого, темного пламени побежали по телу, пламени, казалось, потухшего навсегда, а на самом деле все эти годы медленно тлевшего где-то в глубине. Она прикрыла глаза и почувствовала на губах его твердые, чуть обветренные губы.

Перед сомкнутыми веками вспыхнуло темно-бордовое зарево, заколыхались, шурша, зловещие искореженные тени. И показалось вдруг, что мир вокруг сузился, сомкнулся до размеров тесной, пропахшей пыльными тряпками и нафталином каморки. Он что-то шепнул ей, и звук его голоса вызвал откуда-то из глубин древний утробный, теснящий дыхание ужас. «Просто я не люблю тебя больше, — сказал когда-то этот голос. — Наверно, я вот такой вот влюбчивый!» Где-то наверху металлически лязгнуло, Стефания рванулась в сторону, прохрипев: «Нет… Пусти…» — и, вырвавшись из его рук, быстро взбежала по ступенькам.

* * *

Эд спал. Лежа навзничь, запрокинув голову и чуть приоткрыв рот. Темная, еще почти мальчишеская, с непропорционально крупной ладонью рука свешивалась с кровати. Я поймала ее за запястье и уложила рядом, на одеяле. Он пошевелился во сне и вдруг сдвинул брови, прошептал что-то быстро и неразборчиво и сгреб меня в охапку, словно пытаясь защитить, спасти от каких-то невидимых злодеев. Беспокойно спит, мой хороший, такой день, столько впечатлений.

Я бесшумно высвободилась, спрыгнула на пол с кровати, натянула шорты. Пора отчаливать, прошло уже больше двух часов, Стефания могла заявиться с минуты на минуту. Если, конечно, муж за номером раз не оказался особо ушлым и не трахнул ее в первые же полчаса трогательного свидания. Хотя вряд ли, конечно, этот блеющий неудачник способен на такой финт.

Одевшись, я склонилась к Эду, быстро коснулась губами уголка его рта. Он не проснулся, лишь пробормотал что-то, не разжимая век, и улыбнулся. Эта его улыбка — открытая, нежная — и была самым страшным моим кошмаром. Это с ее помощью мальчишке удавалось отключить мой вечно настроенный на поиск выгоды разум, лишить воли и превратить в одуревшую от чувств безмозглую размазню. Джульетта недоделанная, тебе ничего здесь не светит, выброси из головы идиотские надежды! Маман увезет его домой, как только закончится круиз, он немножко повздыхает, а через пару дней и думать забудет о тебе. Ты же триумфально вернешься в ободранную общажную конуру, а через год тебя и из нее вытурят, сразу после торжественного вручения диплома. И придется тебе, радость моя, лететь белым лебедем в родной Киров, под бочок к запойному папочке.

Помни об этом и не мечтай о счастливой жизни со светлым принцем в пронизанном солнцем вечном городе. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, — это парочка щедрых подарков от благодарного Ваньки-Лепилы, им и займись на досуге!

* * *

Воровато оглядевшись, я выскочила из каюты. Стефании поблизости, кажется, нет, так что мой визит удастся сохранить в тайне. Я двинулась в свой пенал, намереваясь переодеться и собраться с мыслями перед встречей с начальницей, как вдруг чья-то неприятно влажная лапища ухватила меня за локоть.

— А ну стой, шлюха мелкая! — рявкнул в ухо базарный голос.

Обернувшись, я увидела «блистательную Натали». На этот раз бабища была без привычной «хохломы», в простых брюках и топорщившейся на пышном бюсте блузке, должно быть, не наряжалась еще к вечернему выступлению. Щекастое лицо ее приобрело отчего-то свекольный оттенок, бледно-голубые глаза метали молнии.

— Вы что? — завопила я. — Вы с ума сошли? Что вам от меня нужно?

— Как не стыдно, сопливка малолетняя, он же тебе в отцы годится, — громыхала Наталья.

Я что-то совсем потеряла нить происходящего. Кто годится мне в отцы? Эд, что ли? Что за злобную околесицу несет эта кентавриха?

— Думаешь, я не видела, как он ошивался около твоего номера? — продолжала Наталья. — Поскребся, поскребся, ты и впустила? Говори, тварюга, где он? Куда вы с ним любезничать таскались, а?

— Так вы про Евгения Владимировича, что ли? — уяснила наконец я. — Что за бред вообще?

— Ты мне лапшу-то на уши не вешай! — не унималась ревнивая супруга. — Я ж видела, как он вчера все с тобой о чем-то шушукался, а сегодня его уж третий час в каюте нету. Думаешь, я дура совсем?

— Ну, этого я не знаю, — все еще пыталась вывернуться из ее лапищи я. — А только претензии ваши уж точно не по адресу. Ваш драгоценный муж заходил ко мне спросить про мою начальницу, про пассажирку, у которой я работаю ассистентом, только и всего.

— Какую такую начальницу? Какую пассажирку? — Наталья озадачилась, но пальцев на всякий случай не разжимала. Должно быть, у меня на руке остались уже синяки от ее хватки.

И, словно нарочно, вдалеке, в другом конце палубы, показалась Стефания. Она быстро, ни на кого не глядя, судорожно комкая в руках шелковый шарф, шла в сторону своей каюты.

— Какую начальницу? Отвечай, сучка, а то сейчас все космы повыдергаю, — сипела Наталья.

И я, чтоб только освободиться от нее, махнула рукой в сторону синьоры-примадонны:

— Да вон ту! Вон она идет, видите?

Мне удалось наконец высвободить руку, и я принялась растирать онемевшее предплечье, искоса наблюдая за рассвирепевшей бабой. Та уставилась на проходившую вдалеке Стефанию сначала с хмурым изумлением, но чем дольше вглядывалась в силуэт женщины, в ее походку и движения, тем сильнее изменялось ее лицо, проиграв в конце концов всю гамму человеческих чувств от недоверия до ужаса. Она непроизвольно попятилась, с размаху впечаталась спиной в перила и выговорила посиневшими губами:

— Светлана…